Говард демонстративно продел палец через отверстие, где раньше располагалась пуговица. Его внимание было полностью приковано к этому месту. Мои слова могли ему только помешать.
– И когда я смотрел на раскинувшийся под ногами город, то почувствовал нечто, чего не мог найти в себе уже очень давно – безразличие. К работе, дому, семье, и даже к самому себе. Мне стало легче, хоть я и знал, что не заслужил этого. Даже идея прыгнуть в лестничный пролет не волновала меня. Даже наоборот, она прозвучала очень обыденно. Просто прыгни, и весь мир почувствует ту же легкость, что и ты.
Когда он договорил, то наконец смог посмотреть мне в глаза, и позволил показать хоть какое-то сочувствие.
- Я испугался. Больше не мог находиться в одиночестве. Только не здесь.
- И что здесь не так?
- Я практически уверен, что дело в ней.
Говард окинул помещение взглядом и у меня невольно пробежали мурашки по всему телу. Наши мысли совпадали.
- Ты сказал практически.
Одна сторона лица Говарда загадочно улыбнулась.
- Существует еще возможность, что это всегда было со мной.
- Мы не так хорошо знаем друг друга, чтобы говорить наверняка, но я бы не назвала тебя трусом. Перед тем как меня повели к лестнице, я позволила себе лишнего, и ни секунды об этом не жалела. Но что-то в моем поведении показалось начальству оскорбительным, наверное. Вокруг было много сотрудников, которым я совершенно точно мешала работать: они кричали, стучали по столам, а кто-то даже запустил мне в голову бумажный самолетик, но все оставались на своих местах. Никто не осмелился подойти лично.
Говард смотрел на меня непонимающими глазами. Словно только осознал, что он не единственный у кого бывают трудности.
- Зачем ты мне это рассказываешь?
- Их я знаю даже меньше, чем тебя, но уже могу назвать их трусами. Тебя - нет. Ты оказался со мной, отнюдь не из-за того, что струсил.
Опять тишина. В какой-то момент мне показалось, словно я общалась со стеной. В разговоре с самим собой, было легко получить ответ, или внешнюю реакцию, но тут чуялось равнодушие. Не об этом ли он хотел мне все это время рассказать?
- Дело в моем друге, - неожиданно тихо заговорил он, сбитый с толку собственным голосом. – Точнее, таким я считал его раньше.
- И что же между вами случилось?
- Работа поставила нашу дружбу под сомнение. Из-за него я оказался здесь.
- Звучит по серьезнее, чем моя музыка.
Он посмотрел на меня в ожидании продолжения, но я лишь покачала головой, в знак того, чтобы он продолжил.
- Здесь ведь, чем выше забираешься, тем больше с тебя требуют, и все-равно ты стараешься сделать сверх меры.
- Я не задумывалась над этим. Не было возможности, я работаю здесь не часто. Иногда заменяю подругу.
Лицо Говарда исказилось словно я дала ему пощечину. Изумленные глаза бегали по мне в поиске подсказок, которые я дать ему не могла. Эта перемена в настроении заставила меня отойти на пару шагов назад. Я чувствовала неявную угрозу.
- И т-твоей п-подруге это разрешают? – начал заикаться Говард.
- Ну я не знаю насчет разрешения. Кажется, все и так об этом знают. У меня даже пропуск есть.
Говард со всей силы ударил кулаком по единственному, что оказалось поблизости – дверной ручке. Она даже не думала поддаваться. Я почувствовала, как вибрация прошла по всей площадке, на которой мы стояли. Оставалось только надеяться, что его злость не была направлена против меня.
После удара он казался слишком спокойным.
- Все в порядке? – осторожно поинтересовалась я.
- Боль отрезвляет. – Он показал руку, которой стукнул по металлу. Основной удар пришелся на ребро ладони, которое начало быстро набухать, постепенно принимая красный оттенок.
- Мы практически добрались. – Убедившись, что он успокоился, я подошла ближе. Одного взгляда на цифру позади него хватило, чтобы осознать, сколько времени мы здесь потеряли. – У них должна быть аптечка, или что-то в этом роде.
Желания обсуждать произошедшее не было ни у кого из нас. Только желание поскорее отсюда выбраться. Ушиб не казался, чем-то опасным, но ни у одного из нас не было необходимых знаний, чтобы сказать наверняка. По возможности Говард старался ею не шевелить. Я бы сказала, что становилось только хуже, но он молчал. Опухоль перестала расти, но ее вид вызывал отвращение.