— Где?.. — начал я.
Сэм сплюнул.
— Теперь уже нигде.
Он был угрюм, и лицо его заострилось. Он выглядел лет на десять моложе и гораздо крепче, чем обычно.
— Я нашел ее два года назад. И все время возвращался, чтобы просто поглядеть на нее. Она не была чудищем, как все остальные. Она была совершенна. А потом этот… — Сэм разразился потоком самой великолепной космической словесности, какую я только до сих пор слышал, — …этот Коллинз напоил меня настолько, что я показал ему, где она обитала. Он вырубил меня, опрыскал ее этим своим дерьмом и попытался погрузить ее в кузов пескохода. У него ничего не получилось. Она продержалась пять минут, а потом…
Он сцепил пальцы рук.
— …пыль, все, что осталось, так же, как и от всех остальных.
Я обнаружил, что не отрываясь разглядываю фотографию. И я начал осознавать, как во мне пробуждается желание оказаться с этим Коллинзом наедине, минуты этак на три или вроде этого. Большинство из тех песчаных скульптур, что я видел, были кошмарными тварями, без которых я запросто мог в этой жизни обойтись. Но эта, как верно заметил Сэм, чудищем не была. И эта статуя была единственной в своем роде. По крайней мере, я ни о чем таком не слышал и ничего подобного не видел. Может быть, где-нибудь есть и еще такие — сухие земли не исследованы и на четверть.
Сэм кивнул, как будто мои мысли плавали вокруг нас в дымном воздухе.
— По крайней мере можно попытаться поискать. Вреда от этого не будет. Я заметил одну вещь насчет этих монстров — они всегда встречаются только вблизи скал. Красных скал, вроде этих, — он ткнул пальцем в карточку, — поросших чем-то вроде голубовато-зеленого мха.
Он вперил взгляд в стену кабака, но я понял, что его взор уходит далеко за пределы стен и песчаных валов Террапорта, туда, на волю, в просторы сухих земель. И я мог только догадываться, что он говорит не обо всем, что знает или предполагает.
Фотокарточка не выходила у меня из головы. На следующий вечер я опять зашел в «Пламенную Птицу». Но Сэм не показывался. Зато среди завсегдатаев кружил слух, что он погрузил двойной запас провизии и отбыл в пустыню. И это было последнее, что я о нем слышал на протяжении следующих недель. Только эта его крылатая женщина прокралась в мои сны, и я ненавидел Коллинза. Даже и изображение производило неизгладимое впечатление, но я бы отдал месячный заработок, чтобы увидеть оригинал.
В течение следующего года Сэм совершил три долгих путешествия, но о своих открытиях, если таковые были, помалкивал. Он бросил пить и поправил свои финансовые дела. Он привез из путешествия два зеленых Звездных Камня и их стоимость покрыла все его экспедиционные расходы. И он продолжал интересоваться монстрами и вечной проблемой вяжущего материала. Два ракетных пилота рассказывали мне, что он регулярно запрашивает с Земли все статьи по этому вопросу.
В сплетнях его уже именовали не иначе как «песчаным психом». Я сам почти поверил, что он свихнулся на этой почве после того, как одним прекрасным утром, на рассвете, увидел его, выезжающего из города. Он ехал в своем исследовательском краулере и на виду у всех, принайтованная к водяным бакам, стояла самая нелепая штуковина, какую я только когда-либо видел — огромная проволочная клетка!
Я пытался допереть хотя бы до какого-нибудь смысла, когда он замедлил ход, чтобы попрощаться со мной. Он увидел мои вытаращенные глаза, и на лице его прорисовалась ухмылка, и было в ней что-то пророческое.
— Хочу заловить песчаную мышку, паря. Толковый мужик может многому научиться, просто наблюдая за песчаными мышами, будь спок — очень многому!
Марсианские песчаные мыши могут жить в песке. Считается также, что они могут есть и пить это распространенное в здешних краях вещество. Так что с земными своими тезками эти твари не схожи ни в одном своем проявлении. И никто в здравом уме не связывается с песчаными мышами. Я почти совсем тогда поверил, что Сэм безнадежен, и гадал только, в какую форму в конце концов выльется это помешательство. Но когда через пару недель Сэм вернулся в город — с тем же оборудованием, минус клетка — он продолжал ухмыляться. Если бы у Сэма был на меня зуб, то мне было бы плевать на эту ухмылку, а так я терялся в догадках.
А затем вернулся Лен Коллинз. И сразу же принялся за свои старые трюки — шатался по дешевым кабакам и прислушивался к разговорам изыскателей. Сэм в это время был в городе и вскоре я наткнулся на них обоих в «Пламенной Птице», и они сидели за одним столом, как два вора перед дельцем. Сэм хлестал импортированное с Земли виски, как будто это была газированная-вода-из-канала, а Лен окружал его заботой и вниманием, какие оказывает кот вылезающей из своей норки мыши.
К моему удивлению, Сэм окликнул меня и притянул к своему столику третий стул, настаивая, чтобы я к ним присоединился — к вящему неудовольствию Коллинза. Последнее обстоятельство меня не тронуло — я становлюсь толстокожим, если нападаю на след хорошей истории, и я подсел к ним. Подсел для того, чтобы услышать, как Сэм выбалтывает свои великие тайны. Он открыл нового монстра, перед которым бледнеет даже крылатая женщина — нечто совсем уже потрясающее. А Коллинз слушал и облизывался, и слюной истекал. Я попытался заставить Сэма заткнуться — с таким же успехом я мог бы попытаться прекратить песчаную бурю. А под конец он настоял, чтобы я присоединился к их экспедиции, дабы самолично узреть это великое чудо. Ну, я и присоединился.