– Уж не ваша ли, часом?
– А хоть бы и моя, вам-то что?
– Нет, ничего, мое дело сторона. Только Волшебный камень-то – вот он, рядышком. Аккурат головку придавит. Как в мифе вашем.
– Знаете, друг мой, как получить бессмертие? Через других смертных. Я говорю иносказательно, но вы умница, поймете.
– Мозги у меня слабые. – Мне стала надоедать беседа. – Прилечь пора.
– Тогда не буду больше задерживать. Прощевайте.
– Ага. Приветик передайте Валерии.
– Непременно, – согласился Намцевич и откланялся.
Я смотрел на отъезжающий джип и видел злые глаза его охранников: будь их воля, они бы разорвали меня на куски. Потом тщательно запер калитку и вернулся в дом.
– Надо было нам захватить его заложником, – сердито обронил Марков. – Тогда бы мы могли диктовать условия. О чем вы болтали?
– Наша беседа имела глубокий подтекст. Он намекнул, что может прихлопнуть нас в любой момент. Но что-то ему мешает.
– Значит, у нас еще есть время. Постараемся использовать его на полную катушку.
– По-моему, Жора, он помешан на идее бессмертия. Вот только зачем оно ему нужно?
– А тебе – нет?.
– Да ведь и тебе тоже. Нормальный человек должен прожить жизнь и умереть, и в этом нет ничего стыдного или горького. Так заведено, и если уж смерть пришла к Сократу, Наполеону, Пушкину, то какой смысл жить вечно таким типам, как Намцевич? Или нам с тобой? Земля должна утрамбовываться мертвыми, чтобы рождать людей заново. В этом смысл. А бессмертие – всего лишь потуги гордеца, страдающего запором. Это – сатанизм, все та же продажа души дьяволу.
– Вадим прав, – заметил стоявший рядом с нами Григорий. – Я понял это, когда еще был учеником у вашего деда. Вы знаете, что в последние годы он также искал рецепты бессмертия?
– Неужели? – спросил я. – Нет, не знал. Да и откуда? Я видел-то его в своей жизни всего ничего.
– Да, так оно и было. И когда он стал заниматься этой… проблемой, то и сам начал меняться. Мне это было хорошо заметно, поскольку я постоянно был рядом с ним. Характер его изменился, весь внутренний мир. Он стал неуравновешенным, злым, словно бы потерял покой. Порой мне даже казалось, что он сходит с ума. А однажды, когда я спал, я очнулся от его взгляда. Мне стало страшно. Это были глаза убийцы… Извините, если я как-то задел вас.
– Нет, ничего, мне просто любопытно. А все его вокруг так нахваливают. Прямо отец родной.
– Это потому, что они не знали его так близко, как я.
– Что же было потом?
– Я ушел на флот. А дальнейшее… вам известно. Больше нам не удалось свидеться.
– Дедулю замочили из-за его рецептов, – уверенно сказал я. – Это теперь понятно. Тот же Намцевич, гад! Бессмертия ему захотелось. А хрен с редькой?
– Кончайте трепаться! – взорвался вдруг Марков. – Развели тут философскую сырость: бессмертие – смертие, вечность – конечность… фигли-мигли! Проветривать после вас надо помещение. Давайте лучше обсудим наши дальнейшие планы. Маньяк-то еще не пойман.
– А Дрынов? – спросил я.
– Да какой он маньяк! Пришил Стрельца из страха, что тот его разоблачит. А бабочек-то к убитым другой прикладывает. А кто зарезал тетушку Краб и Комочкова? С этим еще тоже надо разобраться.
– Ну, ты у нас парень ушлый, докопаешься.
– А я уже почти знаю – кто это. Дай только Бог не ошибиться. – Он выразительно посмотрел на меня. – У тебя не осталось водки?
– Только бутылка вермута.
– Тащи. Я расскажу вам, что будем делать дальше.
Спустившись в подвал, я увидел там Сеню Барсукова, сидящего на цементной плите.
– Ты что здесь делаешь?
– Так ведь джип подъехал.
– Как подъехал, так и уехал. Выходи. Милена с Машей уже давно наверху.
Прихватив бутылку вермута, я поднялся через люк на кухню, и мы выпили по стакану.
– Иногда то, о чем ты постоянно думаешь, материализуется, – произнес вдруг Григорий.
– О чем ты?
– О Дрынове. Он устраивал все эти спиритические фокусы и в то же время верил в реальность духов, а потом и сам попался в ловушку.
– Мне его ничуть не жалко, – сказал Марков. – Его настигло возмездие за Стрельца, которого он заколол. Весьма подло.
В это время меня кто-то окликнул с улицы. Я вышел на крыльцо и увидел Раструбова, стоявшего около калитки.
– Пойдемте в дом, – сказал я.
В прихожей я отодвинул ногой говорящего монстра и выключил надоевший всем магнитофон. Надо заметить, что Маша, которую так напугала эта кукла в первую ночь, теперь стала относиться к ней даже с какой-то симпатией. О, женщины! Кто их поймет?
– Как вы себя чувствуете после вчерашнего? – спросил я. – Не хотите ли вермута?
– Нет, дело прежде всего, – хмуро отозвался пекарь, подозрительно косясь на вошедшего в зал Маркова. Здесь уже сидели Барсуковы и Милена. Григорий, которого нельзя было никому видеть, нырнул в подвал.