Закончив обзор, я вернул бинокль Мишке-Стрельцу, и мы спустились по лестнице вниз.
– Понравилось? – спросил он настороженно.
– Ничего кино, – сознался я. – Только звука нет.
– Ты, это, постой-ка… – произнес он, покосившись на шедшего мимо мужчину в малиновом берете. – Ты, я знаю, про деда своего все копаешь…
– Ну?
– Баранки гну… Есть у меня для тебя кое-что.
Мишка оглянулся, теребя в руках свою кепку. Он как-то мялся, не решаясь сказать. Словно боялся чего-то.
– Ну говори, раз начал.
– Я… эта… слышь, знаю, кто замочил старика.
– Кто? – Я почувствовал охватившую меня дрожь, мускулы напряглись, а глаза просто впились в лицо смотрителя. Губы его шевелились, он никак не мог собраться с духом.
– Ладно, – произнес он наконец. – Потом скажу. Вечером. Жди меня часикам к десяти к себе домой. Да закуску не забудь приготовить. Тогда и потолкуем.
– Хорошо! – согласился я, несколько разочарованный. – Приходи. Только обязательно.
– Ну так! – крикнул он мне вслед… И еще громче: – Водки бери не меньше литра!
– Буду ждать! – крикнул и я ему. И лишь потом подумал, что, наверное, напрасно мы обсуждаем наши дела столь громко…
Теперь мне захотелось посетить еще и проповедника Монка в его храме-капище. Поглядеть и послушать, о чем он толкует перед завороженными жителями Полыньи. Я не случайно назвал это уродливое здание айсбергом, по своему московскому опыту зная, что деятельность подобных сект видима лишь на одну восьмую часть; все остальное – скрыто от глаз непосвященных. Они начали вырастать на российской земле с середины восьмидесятых годов, как ядовитые грибы, обильно смачиваемые радиоактивными дождями. Впрочем, это явление расползалось по всему миру, приближая конец света.
Я открыл деревянные двери, взявшись за бронзовое кольцо, и ступил в полутемное помещение, где уже находилось несколько человек. И тотчас же громкий, чуть хриплый голос произнес:
– И вот еще один брат наш явился под сень Дома Радости, чтобы испить благоденственные капли из Чаши Жизни и Смерти! Приветствуем тебя, новый сподвижник нашей веры!