Я не сразу и сообразил, что Монк, стоявший на возвышении, окруженный четырьмя обритыми наголо служками в цветастых одеяниях, обращается именно ко мне. Он показывал на меня рукой, а в другой сжимал короткий жезл, с конца которого сыпались искры, наподобие бенгальского огня. Искрились и тонкие палочки, развешанные по стенам и углам помещения. Здесь пахло каким-то одурманивающим настоем трав, а лица собравшихся были как-то искажены, словно они преломлялись в амальгаме кривых зеркал.
– Привет, привет! – буркнул я довольно непочтительно. – Можете продолжать, вольно.
Монк постарался не заметить моей иронии, вновь обратившись к своей пастве, среди которой я заметил немало молодых людей. Была здесь даже Жанна – медсестра доктора Мендлева. Она отступила назад и отрокировалась ко мне, встав рядышком, почти касаясь моего плеча своей рыжей головкой. Ее зеленые глаза возбужденно блестели, будто только что она испытала плотское наслаждение.
– Я рада, что вы пришли, – шепнула она мне. – Вы не пожалеете. Это что-то… бесподобное.
– Вы уверены, Жанночка? – тихо сказал я. – Можно, я буду так вас называть? Не вешают ли вам лапшу на уши?
Она покосилась на меня, и я еще раз убедился в ее несомненной привлекательности: таких жгучих особ, способных сводить с ума неокрепших юношей, в средние века сжигали на кострах.
– Я всерьез займусь вами! – пригрозила она мне.
– Валяйте, – согласился я, нащупывая ее руку. Пальчики этой Салемской ведьмы податливо оказались в моей ладони, а коготки поскребли кожу. Зачем я стал заигрывать с ней? Не знаю. Наверное, подействовала вся эта одуряющая атмосфера, летящие искры, коварный терпкий запах и бубнящий голос Монка, чья речь не имела ни запятых, ни пауз:
– …вы прикоснулись к блаженству и оно не покинет вас более никогда и дома и в поле и в жизни загробной которая вижу я надвигается полчищами страшных существ детей ваших не бегите от них покиньте отрекитесь от близких несущих вам смерть лишь здесь освободитесь от уз и тягот и найдете приют и кров и счастье вечное а все остальное будет проклято мною служителем бога истинного потому что дана мне часть его и я есть он сам воплотившийся на земле и пришел чтобы открыть вам глаза и уйду с вами…
– Бред сивой кобылы, – прошептал я, вглядываясь в хрупкое, фарфоровое личико отца Монка, на котором выделялась длинная белая борода-кисточка. Маленькие и узкие глаза выдавали его монголоидное происхождение.
– Замолчите, – строго отозвалась Жанна, сжимая мою ладонь. – А то быть беде. Он нашлет на вас Гранулу.
– А что это такое? Объясните мне, темному.
– Это – смерть.
– Тогда пусть он засунет эту Гранулу в свою попу. Пойдемте отсюда, Жанночка. Эта ахинея никогда не закончится.
Неожиданно медсестра легко согласилась. Мы выскользнули за дверь, оставив за спиной монковское «блаженство».
– Над вами предстоит еще много работать, – сказала Жанна, прищуриваясь на ярком солнце и оглядывая меня, как арабского скакуна. Только в зубы не посмотрела.
– А вы заходите как-нибудь вечерком, – нагло ответил я. – Тогда и поработаем.
– И приду! – с вызовом сказала она. – А теперь мне пора к доктору.
Я поглядел ей вслед, отметив стройные ноги, и усмехнулся.
Глава 11
Ходячий труп
Поужинал я вместе с тетушкой Краб, но перед тем установил в своем доме кое-какие ловушки для назойливых и незваных гостей. Если они обладали материальной плотью, а не представляли собой бестелесные существа, то непременно должны были попасться хотя бы в одну из них. Для этого я распаковал один из своих чемоданов и достал «маленькие хитрости», которые в общем-то держал для друзей, чтобы нам было веселее проводить время. Но обстоятельства требовали их использования сейчас. В коридоре, возле каждой из комнат, я установил на полу крошечные капсулы, которые с треском взрывались, если на них наступить ногой. В своей комнате, под карнизом, поместил свой любимый японский фотоаппарат, задав ему автоматический режим работы: каждые полчаса он производил моментальный снимок. Здесь же, на кровать, я положил диктофон, реагирующий и включающийся на звук или голос, прикрыв его сверху старой газетой. В подвале на обеих лестницах я натянул лески возле верхних ступеней, и тот, кто надумал бы спуститься сюда, непременно бы загремел вниз. Чердак я также оборудовал соответствующим образом: здесь я разбросал тонкую металлическую проволоку-петлю. Ступивший в нее так запутывался, что уже не мог освободиться без посторонней помощи. Она «схватывала» и стягивала и ноги и руки. Но самый главный сюрприз поджидал пришельца в зале. Тут я усадил за стол надутую в человеческий рост резиновую куклу, которая изредка поворачивала голову и реагировала на посторонние шорохи; при этом включался вмонтированный в нее магнитофон, и она произносила зловещую фразу: «Крови хочу, крови! Наконец-то ты явился – иди ко мне!..» А вслед за этим раздавался леденящий душу смех. Голова куклы ужасала оскалом трупа, пролежавшего по меньшей мере с полгодика в сырой земле. Для вящей убедительности я натянул на нее свой свитер, а на темечко нахлобучил найденную здесь же шляпу. Теперь посмотрим, кто кого больше напугает… «Заминировав» таким образом свой дом, я с чистым сердцем отправился к тетушке Краб на блины со сметаной.