Наверное, лишь мы с Марковым поглощали приготовленное четырехкопытное с аппетитом, остальные вяло ковыряли вилками в своих тарелках, а Ксения вообще продолжала клевать свои «зернышки» с груди. Чудовищная гроза тем временем продолжалась и, казалось, усилилась еще больше. Раскаты грома по-прежнему сотрясали стены дома, а потом произошло и вовсе что-то непонятное. Раздался такой грохот, будто бы на Полынью рухнул весь небесный свод. По крайней мере, у меня сложилось именно такое впечатление.
– Это не похоже на гром, – произнес Марков. – Какой-то взрыв, что ли?
– Лопнула огромная склянка с эфиром, величиной с гору, – предположил Комочков.
– Может быть, у вас тут есть скрытый артиллерийский склад? – добавил Барсуков.
– Поди выясни! – приказала мне Милена.
– Как же, была охота мокнуть, – отозвался я. – Если что и взорвалось, то узнаем утром.
И тут Ксения произнесла историческую и обнадежившую всех нас фразу:
– Утро в П-полынье не наступит никогда, ик!
Мы сразу же заспорили: стоит ли ее за такие скверно-пророческие слова немедленно отправить в постель или пусть побалдеет в нашей компании еще немного? Так и не придя к определенному решению, мы прислушались к трезвому предложению Сени Барсукова. Он сказал:
– А не лучше ли всем нам закончить наше ночное пиршество и разойтись по своим комнатам? Не пора ли баиньки?
– И то верно, – согласился Комочков, а за ним и все остальные. Странно, но на всех нас внезапно, словно выскочивший из-за угла убийца, напала какая-то непонятная сонливость. Можно было подумать, что грозовые разряды, сверкавшие над крышей дома, обладали этаким гипнотически-усыпляющим свойством. Я никогда бы не поверил, что можно захотеть спать под такими оглушающими раскатами грома. Все равно что находишься в железной бочке, по которой лупят молотом. У всех нас был такой вид, словно мы несколько дней и ночей без устали шли по какой-то бесконечно длинной дороге, а сейчас вдруг разом сломались, так и не достигнув цели, но зато обнаружив семь приготовленных для нас кроватей. «Или гробов?» – почему-то подумал я. Иногда меня посещают довольно мрачные мысли, несмотря на весь мой оптимизм и тягу к жизни.
– Вадим, помоги мне отвести Ксюшу! – велела мне Милена.
Лучше бы она сказала: отнесу, поскольку ее подруга вообще напрочь позабыла, что у нее где-то там существуют ноги. Мы взяли нашу крикунью под обе ручки и потащили в ее комнату. Марков с Комочковым уже ушли, в зале еще оставалась чета Барсуковых.
– А теперь уходи, – сказала Милена, когда мы уложили Ксению в постель. – Я сама ее раздену.
– Как угодно-с! – отозвался я. – Этим ты избавишь меня от лишних эмоций.
Я почему-то вернулся в зал, хотя мог пройти в свою комнату через коридор. Здесь уже никого не было, но свечи все еще горели. Эти безалаберные Барсуки позабыли их потушить!.. Один из подсвечников наклонился в опасной близости от вороха старых журналов, сложенных в углу. И свеча вот-вот должна была выпасть. Я подхватил ее, затушил и порадовался, что Бог надоумил меня возвратиться в зал. Потом, осмотрев подсвечник, я призадумался. Странно, он был укреплен достаточно надежно и не мог изменить своего вертикального положения. Если только кто-то не повернул его нарочно. Но кто? Да и как тут оказались старые журналы? Мне помнилось, что я выбросил их все на помойку, когда проводил в доме уборку. Последними из зала уходили Сеня и Маша, но с какой стати им устраивать в нашем жилище пожар? Нет, это невозможно, решил я. Но тогда подсвечник повернули после их ухода. И вновь передо мной замаячила тень кого-то восьмого, чьи явные и неявные следы ощущались повсюду. И либо я схожу от подозрительности с ума, либо эта хитрая бестия хочет нас всех тут угробить. Чего проще спалить дом со всеми гостями и хозяином, когда на них навалилась непонятная сонливость? Если бы я только знал, кто это и где его искать!.. Я беспомощно оглянулся, чувствуя, что силы наши не равны, со мной просто играют в прятки, и мне захотелось заорать во весь голос, чтобы этот Некто вышел, объявился, показал свое лицо… Но другой крик, страшный, истерический, ворвался в зал и оборвал мои мысли. Кричала женщина из комнаты номер три, там, где разместились Барсуковы. И я почему-то подумал, что ее убивают – убивает муж, Сеня, дознавшийся о связи своей жены с Колей Комочковым. Я знал о его ревнивом характере, и такое предположение могло иметь основания. Не раздумывая, я бросился в их комнату. Но моим глазам предстала другая картина: не окровавленная Маша, а бьющаяся в объятиях Сени, который успокаивал ее, как только мог.