Размышляя таким образом и невольно ощущая себя маленьким мальчиком, которого лишили мороженого, я постучался в уютный домик тетушки Краб. Она долго не открывала дверь, и я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего? Все-таки где-то по поселку бродит маньяк-убийца, а Марков (будь он неладен!) предупредил, что его очередной жертвой может стать любой одинокий человек. Но наконец в коридоре послышалось какое-то шуршание, словно там действительно ползал огромный краб, и тетушка отворила дверь. Выглядела она неважно: куда-то исчезла и розовощекость, и сердечное добродушие, и забавная суетливость. Потом я понял, что она чем-то очень сильно напугана, и не ей предстоит меня утешать, а мне – ее. Возможно, этот страх был связан со смертью девочки. Но тут оказались несколько иные причины.
– Снова он мне во сне являлся, – пожаловалась тетушка.
– Кто? – не сразу сообразил я.
– Арсений, дед твой. К чему бы это, Вадим? Чувствую, быть беде.
– Опять вы за свое? – расстроился я. – Как он хоть выглядит?
– В какой-то тине болотной, – испуганно ответила она, тотчас же зажав рот ладонью. Потом зашептала: – Сердитый такой, суровый… Молчит и смотрит, будто ждет от меня чего-то. Помощи какой-то… Я уж и в церковь ходила, свечку ставила, чтобы дух его угомонился… Ан нет! Все равно приходит. Боюсь я… Утянет он меня с собой…
– Живых надо бояться, тетушка, а не мертвых. Вы по вечерам поосторожней будьте, не ходите никуда. Да двери и окна запирайте. Маньяк этот пострашнее будет, чем покойник. К тому же, насколько я понимаю в привидениях, они бродят лишь тогда, когда тело не захоронено. А дедуля наш на кладбище, под большим слоем земли, да еще и памятником сверху придавлен. Так что при всем желании ему оттуда не подняться…
И тут вдруг меня резанула такая страшная мысль, что я даже на стул присел, а рука сама собой потянулась к графинчику с наливкой.
– Не рановато ли для зелена вина? – осуждающе спросила тетушка.
– В самый раз, – отозвался я, наливая полную рюмку. – У меня тоже свои неприятности. Только мне эти огорчения живые доставили… Погодите, дайте-ка подумать.
Махнув рюмку и отказавшись от предложенного пирожка, я вновь вернулся к поразившей меня мысли. Вот и вчера, здесь же, в разговоре с Марковым, я высказал предположение, что в озере, возможно, был утоплен совсем другой труп. А ненайденное тело деда покоится где-нибудь в болоте. Произошла подмена. Которая кому-то была выгодна. Кому-то нужно было, чтобы неизвестный утопленник, пролежавший на дне озера невесть сколько времени, был признан за труп деда. И дело не в том, что к тетушке Краб является привидение – все это чепуха! Здесь какая-то гораздо более хитрая игра… А то, что труп незнакомца к озеру тащил один из охранников Намцевича, лишь подтверждало мое предположение, что игру эту затеял сам хозяин особняка. А может быть, две эти смерти совсем не связаны друг с другом? Кого-то угрохали по приказу Намцевича, а кто-то, тот же пекарь Раструбов, убил деда. Да… но… Теперь меня смущало другое: перстень на пальце утопленника, о котором мне рассказали рыбаки и который принадлежал деду. Именно по нему определили личность покойника. Что-то здесь не сходилось. Из-за этого перстня вся моя версия лопалась, словно мыльный пузырь. Получалось не два трупа, а все-таки один.
– Тетушка, вспомните, – сказал я, – когда дед утонул в озере, кто-нибудь из жителей поселка или приезжих исчез бесследно? Уехал? Были такие случаи?
– Нет… не было, – ответила она. – Хотя… К Намцевичу часто приезжали всякие гости. И тогда тоже. А как они уезжают, все ли или кто остается, мы не знаем.
– Ну понятно, – произнес я. – Кто-то мог и нырнуть на дно. А перстень… У деда был перстень, его так и похоронили с ним?
– А как же? Он же был его фамильной реликвией. Массивный такой, с печаткой. Да его ведь и снять было невозможно. Врос в палец.
Нет, не сходились у меня концы с концами. Эх, Маркова бы сейчас сюда! И все-таки мне казалось, что я иду по верному следу… Если кто-то хотел, чтобы утопленника приняли за деда, то могли и палец отрубить, а перстень потом надеть на труп. Но как проверить это, как узнать, кто лежит в могиле? Дед или… Меня даже бросило в дрожь… А ведь это можно сделать… Если… Раскопать могилу и открыть гроб. Жуткая идея, но… осуществимая. У меня было одно преимущество перед теми, кто опознавал утопленника. То, что я знал с детства, они не ведали. У деда был один физический недостаток, отличие от других людей. И мама мне рассказывала о том же. Дед был шестипалый, на левой ступне у него были два сросшихся мизинца… Вот тот признак, по которому можно идентифицировать труп. И если бы я тогда был в Полынье, то все встало бы на свои места. Но и сейчас не поздно. Конечно, за эти месяцы мягкие ткани уже подверглись тлению, распаду, но кости-то сохраняются! Значит, если в могиле лежит человек с шестью фалангами на ступне, то это дед. Если же нет, то… труп деда надо искать в другом месте. Боюсь только, что найти будет уже невозможно. Но все равно проверить мою идею необходимо. Вот только как и когда это сделать? Идти одному ночью на кладбище с лопатой? От этой мысли меня всего передернуло. А тут еще и тетушка Краб вдруг запричитала: