Он сдержал слово.
Сначала мы гуляли в парке. Вернее гуляла я, а Драгош шёл на шаг впереди и непрерывно отвечал на какие-то важные звонки, усиливая ощущение, будто меня попросту выгуливают как самую обычную комнатную собачку. Ежу понятно, что у нас не принято говорить вслух о любви. Что мы с мужем никогда не обнимемся на людях, как воркующие повсюду парочки местных. Что он не купит мне тот чудесный букет тюльпанов, потому что я не попрошу, а ему нет дела. Но лёд в груди трещал с каждым шагом всё протяжней и тягостней.
Когда мы намотали с десяток кругов вокруг неработающего фонтана, к нам присоединились его друзья, и надежда на романтику развеялась окончательно. Все те два часа, что парни травили байки, сначала в парке, а затем на набережной, я кляла свою идиотскую затею наладить отношения. Как оказалось способа вернее почувствовать свою ненужность не придумать.
Теперь всё повторяется по второму кругу: Драгош с Жекой треплются, в то время как я, молча, сижу на лавочке, тоскливо поглядывая на морщинистую бабульку, хозяйку крайнего цветочного ларька. Среди букетов каким-то дивом затерялся ящик яблок и так они сладко пахнут, так хорошо сохранились, что приходится то и дело сглатывать слюну. Однако своих денег у меня по-прежнему нет, а одна мысль о том, чтобы попросить у мужа внушает смутное желание просунуть язык между зубов и посильнее сжать челюсти. С другой стороны, это ему должно быть стыдно – следить за тем, чтобы жена финансово не нуждалась его прямая обязанность. Куда там! Лыбится и в ус не дует. И подколоть при посторонних не выйдет, если не хочу, чтобы он прилюдно не напомнил кто в доме хозяин. Все разборки только наедине.
Тихо вздохнув, обнимаю себя руками, чтобы заурчавший желудок не выдал моих мыслей упорно крутящихся вокруг сладости недоступного плода.
– Замёрзла? – подметив мою позу и придя к каким-то своим выводам, обращается Драгош. Стоящий рядом Жека чёму-то ухмыляется, задумчиво прожигая его профиль сощуренным глазом.
– Не угадал, – качаю головой, по-прежнему не желая опускаться до попрошайничества. Пусть включит мозги. Но Золотарёву проще включить свой гонор.
– Мишто*. Играй дальше в свои игры, – неодобрительно цыкнув языком, цедит муж.
– Ишак, – хмыкает Мадеев и, дерзко отбив хмурый взгляд друга, с издёвкой обращается в темнеющее небо. – Слышал одну притчу недавно, для ишаков самое то. Значит, посоветовали упрямству идти прямо. Оно, естественно, пошло криво и угодило в лужу...
– Жек, завались.
– Нет, дружище, ты сперва дослушай, – всполошено качает тот пальцем перед носом закатившего глаза Драгоша. – Считай свадебный подарок от дружбана-нищеброда. На чём мы остановились? Ах да, упрямство сделало по-своему и угодило в лужу. Так вот, тогда ему посоветовали пойти криво. Но это же упрямство! Оно пошло прямо и подвернуло ногу. Задолбало оно, в общем, всех и посоветовали ему вообще никуда не ходить. Так оно чухнуло куда глаза глядят и попало в болото. Вывод какой? А может, такому нужно было просто посоветовать идти туда, куда оно хочет? Глядишь, и осталось бы дома… Но ишак будет переть напролом и упрямство погонять, пока то ноги себе не пообломает. Никаких уступок. Я же прав?
Выжидательно выгнув бровь, Мадеев достаёт сигареты. Щелчок зажигалки, затяжка, и он одаривает насмешливой улыбкой неблагодарного "ишака", который судя по сдвинутым бровям, пытается ему просигнализировать о том, что притча его не впечатлила, а сам Жека – лезет не в своё дело.
– Я-то думаю, на кой ты вечно вихляешь, то в травмпункт, то к барону на ковёр, – с ехидцей тянет Драгош, после короткой дуэли взглядов, из которой он не сразу, но вышел победителем. – А это чтоб напролом по жизни не ломиться. И как, помогает достичь цели?
– В том-то и соль, что у меня пока нет цели. Улавливаешь разницу? – после непродолжительной паузы признает Жека, разваливаясь на противоположном от меня конце скамьи. Золотарёв так и остаётся стоять перед нами, чёму-то злорадно улыбаясь.
Постепенно разговор сворачивает к затее мужа открыть свой пункт по приёму металлолома и под монотонные расчёты оптимальных расценок да сроков прибыли, мои глаза начинают предательски слипаться, а голова свинцовой тяжестью клонится к плечу. Сказываются почти бессонная ночь и непривычные физические нагрузки.
Периодически сознание возвращается, но как-то мутно и отрывисто. Сперва мне чудится, будто я куда-то плыву, тело окутывает волной тепла и родного, одуряюще приятного запаха парфюма с нотками сигаретного дыма, а виска пару раз касается нечто нежное и горячее, похожее на поцелуи. Затем сквозь баюкающую пелену белого шума просачивается звук хлопающей дверцы, разбавленный хриплым голосом Драгоша: