– Где я? – приподнявшись, прохрипел Толстопуз. – Куда я попал?
Оглянувшись в полумраке, он увидел, что находится в помещении, напоминающем тюремную камеру. Массивная дверь, зарешеченное, пыльное створчатое окно, сквозь которое едва пробивался свет. Какие-то странные существа сидели на грязной соломе или рассеянно расхаживали по комнате.
– Ад, – ответил горностай. – Это настоящий ад.
Пожилая самка ласки пронзительно визжала, звеня цепями. Да, кое-кто из обитателей был закован в цепи, а некоторые привязаны к деревянным чурбанам. Они несли что-то нечленораздельное, а из их ртов стекала пена.
Нагрудник! Операция! Что-то не так!
– Наверное, я умер на операционном столе! – воскликнул Толстопуз. – Я умер?
Горностай с пустыми глазами серьезно кивнул:
– Каждый зверь говорит здесь только правду о себе. Если ты говоришь, что умер, значит, так оно и есть. То, что ты ощущаешь, – то и существует на самом деле. Это не небо и не земля, а нечто совсем иное, мой друг. Мы с тобой жертвы времени и пространства. Мы парим в самых пустынных пространствах. Попав сюда, ты здесь останешься. Оставь надежду когда-нибудь покинуть эту дыру. Никто тебе уже не поможет. Те, кого ты любил, тебя уже забыли. Они в другом мире, мире, полном света и радости. А это – королевство Отчаяния!
Толстопуз закричал во весь голос:
– Сестренка! Сибил! Забери меня! Приди и забери меня!
Горностай в треуголке, сделанной из экземпляра «Курантов», засунул лапу за лацкан потрепанного мундира.
– Бесполезно, мой друг! Сочувствую тебе. Я, великий генерал, о котором враги, боясь произнести мое имя, с трепетом восклицали: «На поле он!», ощущал то же самое, когда оказался в этом логове мертвых душ. А теперь я смирился с тем, что останусь здесь навечно.
Навечно! Значит, он мертв! Толстопуз вскочил бы и в панике бросился прочь, если бы не головокружение и боль. И вот он просто лежит здесь, жалкое существо, охваченное горем. О, как это ужасно – быть мертвым! Особенно ужасно умереть и не попасть в звериный рай! Что же случилось? Разве он не был добрым, мудрым и справедливым? Да, порой он совершал ошибки, но каждый имеет право совершить несколько ошибок в жизни. Но в целом он пытался сделать Туманный приличным и счастливым городом. Ведь пытался? Пытался?
– А когда приходят дьяволы? – траурным тоном спросил он своего приятеля.
– Они здесь все время, – последовал ответ.
Горностай схватился за голову:
– Ах!
Когда Толстопуз был готов впасть в полное отчаяние, внезапно открылась огромная дверь, и два ангела стремительно повезли его куда-то на каталке. Крики и вой заблудших и покинутых усилились.
– Я знал! Я знал! – крикнул он одному из ангелов. – Я был хорошим, правда? Ты ошибся, но теперь я попаду на небо!
– Я не знаю, куда вы попадете, хозяин, – ответил один из ангелов, удивительно похожий на барсука, который проходил по какому-то делу, когда Толстопуз был судьей. – Нам с Шишом просто велели привести вас.
– Шиш? – Толстопуз повернул голову в сторону и посмотрел на другого барсука. – А, да ведь вы – печально знаменитые похитители трупов, Шиш и Кыш, потомки печально известных Шиша и Голыша.
– Так точно! – весело щелкнув зубами, согласился Шиш. – Мы самые.
– Значит, вы тоже умерли? Вы ангелы?
– Ангелы? – взревел Кыш. – Нет, мы просто здесь подрабатываем. Не возражаете, если мы поищем тут мертвецов? Я думаю, мы имеем право на кое-какие безделушки, прежде чем их отвезут в морг. – Он дотронулся до носа кончиком когтя. – Шиш отрывает им когти, чтобы взять кольца, а я больше по цепочкам и брелокам.
– Вы грабите больных и умирающих?
Кыш обиделся:
– Больных мы не трогаем! Умирающих – да, но там, куда они отправляются, все это им вряд ли потребуется. Имейте сердце, хозяин. Нам нужно есть. Нам нужно кормить семьи. У Шиша пятеро детенышей. У меня шестеро. Где же добыть средства на прокорм такой оравы?
– Так это больница, а не рай, – догадался наконец Толстопуз.
– Разумеется, – подтвердил Шиш и, обращаясь к коллеге, воскликнул: – Кыш, идет главный ветеринар! Пора смываться, солнце мое!
Оба барсука, словно по мановению волшебной палочки, исчезли в одном из многочисленных коридоров. В следующий момент Пучик в окровавленном фартуке склонился над каталкой, на которой лежал мэр, и уставился на него. Он помахал хирургическим ножом, заляпанным запекшейся кровью.
– Что вы здесь делаете, мэр? Я же оставил вас отдыхать!
– Да, но где? – прорычал Толстопуз.
Но Пучика было не так-то легко сбить с толку.
– В психиатрическом отделении, разумеется. В Грачатнике. Нам больше некуда было вас поместить. Все койки в палатах заняты. Мы могли бы оставить вас в коридоре, но там сильно дует.