— Мои юристы ознакомились с твоими бумагами. Первый договор — да, там все правильно, придраться не к чему. А вот что касается второй бумаги…
Питер кивнул:
— Второй договор — наш с вами, личный, сейфовый.
— Сейфовый? Что это значит?
— Значит, что мы его подпишем и положим в сейф и, кроме нас с вами, его больше никто и никогда не увидит. Потому что если, не дай бог, увидит, то сядем мы оба. Я — за дачу взятки, вы — за получение.
Глаза сэра Ланселота полезли на лоб:
— Питер, ты что такое говоришь?
— Правду, сэр.
— Кто учил тебя вести переговоры? Ты шпаришь прямо в лоб… Немного дипломатичности, мальчик. Ты британец, и значит…
— Я американец. Мы так ведем переговоры и именно так приходим к успеху. Если же вас интересует британский формат, то мы сейчас рвем эту бумагу, и я, маркиз Солтлейн, даю вам честное слово, что, как только деньги поступят на наш счет, я отблагодарю вас за эту сделку, переведя лично вам заранее оговоренную нами сумму. Выбирайте.
Питер с легкой улыбкой следил за сэром Ланселотом, на лице которого отражалась нешуточная борьба.
— Значит, говоришь, никто, кроме тебя и меня?
— Так точно, сэр.
— Но ведь в случае чего я не смогу пойти с ней суд?
— Не сможете, сэр.
— Тогда для чего она нужна?
— Ну, это типа «лучше, чем ничего».
Питер забавлялся колебаниями старика. Его всегда интересовал людской выбор между безопасностью и жадностью.
— Мне нужно подумать.
— Сутки.
Старик задумался, словно подсчитывая что-то в уме:
— Двое суток, Питер. Дай мне хотя бы сорок восемь часов. Тебе же здесь неплохо, верно? Если что не так — только скажи…
Питер неохотно кивнул:
— Меня ждут дела, но… извольте. Двое суток.
Сассекс, поместье Солсберри, 7 ноября, 11:10
Доктор Митч, моложавый, подтянутый шатен сорока трех лет, практически взлетел по главной лестнице поместья Солсберри. По легенде он шел навестить пациентку — мисс Линли, на самом же деле гораздо больше его интересовала миссис Линли — Алана Кроули в девичестве, какую он помнил все эти годы.
День их знакомства запомнился ему навсегда, так как именно в тот день он в первый и последний раз пожалел о женитьбе на Фионе. Ни до, ни после он не встречал женщин, подобных Алане — и дело было даже не в идеальной фигуре и красивом лице. Она была Женщиной. Именно так, с большой буквы. В свои двадцать она уже была молодой Женщиной. Он был уверен, что такой она была всегда, с рождения. В день знакомства она пленила его сердце раз и навсегда.
Он жил с Фионой, потом хоронил ее, потом вместе с Аланой они хоронили Хьюберта. И никогда Заку не приходило в голову перейти границу дружбы. Никогда, до сего момента. Потому что вчера, навещая Кристину, он случайно уловил странный взгляд, которым обменялись дочь с матерью. Заметив его внимание, Алана смутилась, а Кристина улыбнулась и, надев наушники, углубилась в книгу. По приезде домой он не мог понять, что же смутило его тогда, что царапнуло, и, лишь ложась спать, «прозрел». Книга! Кристина читала обычную, бумажную книгу. Зачем бы ей было надевать наушники? И эта переглядка с матерью. Она что, оставила их тет-а-тет? То есть покинуть комнату из-за ушибленной ноги она не может, следовательно, наушники…
Неужели Алана попросила ее об этом? Неужели?..
И доктор промучился до рассвета, а утром, твердо решив получить ответ на волнующий его вопрос, отправился навестить
Постучавшись в дверь и дождавшись приглашения войти, доктор вошел и обнаружил Алану, поправляющую макияж. Кристины в гостиной не наблюдалось.
— Доброе утро, миледи.
— Доброе утро, доктор.
Зак протянул Алане букет и поймал себя на том, что чуть не поцеловал ей руку, что было бы крайне неуместно, смешно и нелепо.
Алана жестом пригласила доктора присесть.
— А Крисси в ванной. Рози помогает ей. Такая хорошая девушка.
Доктор схватился за предложенную тему, как утопающий за соломинку.
— Рози?
— Да, горничная. Ее любезно одолжил нам дядя Ланс на период нашего пребывания в поместье.
Тут Алана смутилась.
— Мы сами слуг не держим, а на таких приемах это принято… Ну, вы понимаете…
Алана смутилась еще больше.
Желая помочь ей обойти эту, судя по всему, неприятную тему, доктор перевел разговор на себя: