— Котик, ты уволишь, Йосю, за то, что он наркоман?
— Марго, я вовсе не наркоман!
— Я БЕЛЛЬ ДЮК!
— Ты еще и с моей женой споришь, упырь?! — с этими словами Ардалеон вскочил с места, схватил со стола бутылку шампанского и только-только замахнулся на подчиненного, как глаза его по очереди закатились, бутылка свалилась на пол, он сам затрясся на месте и с грохотом упал назад, перевалившись через табурет. Ноги Ардалеона полностью перевернули стол, который не хило так подлетел, упав на Зачмыряева.
«Удача! Фортуна на моей стороне. Сама судьба помогает мне очистить этот мир от подобных тварей! О, счастье!».
— Йооосяяя, — медленно вдыхая в себя кислород, прошептала Маргарита, — а это как, Йося? Он дышит, Йося?
— Маргарита, этот человек, больше никогда в жизни не причинит тебе страданий! Я клянусь!
— Йося, что это значит, Йося?
— Маргарита, я его убил.
— Убил, Йося?
— Убил. Ядом. Так что, он не мучился, не переживай на этот счет, все прошло максимально гуманно. Ну, или может, помучался секунд пять. Ну не важно, Марго…
В этот момент женщина страстно поцеловала Зачмыряева в губы.
— Йося. Ты рыцарь. Ты мой Фантомас, безжалостный и беспощадный. Я от тебя без ума, — в этот момент Маргарита обняла Иосифа и медленно покачивалась с ним в танце, опустив голову ему на плечо.
— Я так, я так счастлив слышать это, моя любовь. Ты моя флора и фауна, я на всё готов ради тебя пойти! Слышишь меня?
— Даа….
— А сейчас, я предлагаю выпить еще, но уже с помытой посуды. А лучше вообще с горла, так будет куда безопас…
Спина Зачмыряева медленно стала намокать. Он аккуратно «отстегнул» от себя намертво прилипшую к себе «Белль Дюк» и взял её за плечи. Изо рта женщины шла белая пена, а глаза закатились наверх. Через секунду Маргарита с грохотом упала, а не успевший поймать её Зачмыряев, споткнулся об ножку валявшегося на полу стола и упал рядом. Иосиф своей щекой приземлился прямо на осколок злополучного стакана, а истошный крик его дошел, наверное, до каждого жителя жилого дома.
Шатаясь по всей квартире, он добежал до ванной комнаты и стал промывать рану под холодной водой. Слезы и красные капли смешались воедино, образовав в раковине своеобразный кисель. Зачмыряев посмотрел на себя в зеркало. Порез на щеке ассоциативно напомнил ему поднятую бровь. Именно одну бровь. Когда подняты оби брови, то значит, человек удивлен или ему радостно. А когда поднята только одна — это брезгливость, непонимание, издевка. Дабы избавиться от лишних мыслей, он в порыве ярости схватил зеркало и кинул его в плитку над ванной. Куча осколков полетела вниз и, словно, сноубордист на полукруглом трамплине, перекатилась по ванне, воспарила в воздух и градом обрушилась на Иосифа. Он, закрыв рукой глаза, метнулся до умывальника, но внезапно раздавшийся стук в дверь ввёл Зачмыряева в ступор. Спустя две секунды он повторился и с точно таким же промежутком повторялся еще раз.
Зачмыряев выбежал в коридор и посмотрел на свою трясущуюся от стука дверь. Одной рукой он схватил шарф, накинул его, прикрыв боевые ранения, и побежал к столу. Скинув с перевернутого стола скатерть, он наспех накрыл ею Маргариту, а Ардалеона перетащил к дивану, так, чтобы в проходе его тела не было видно. Еще чуть-чуть и дверь слетела бы с петель. Зачмыряев быстро поставил стол на место, выбежал в прихожую и открыл дверь.
— Валентина Ивановна, прошу прощения, что-то стряслось?
— Аэ. Зачмыряев, а ты чего это? Ай-ай-ай, как порезался сильно.
— Я не порезался. В смысле, шарф у меня не потому что я порезался, у меня хронический насморк и горло болит. Я поэтому и чихаю громко, за что прошу прощения, вы же поэтому пришли? Так можете идти, это я чихаю.
Всё это время взгляд Валентины Ивановны был прикован в одну точку. Обратив на это внимание, Зачмыряев повернул голову на объект заинтересованности управдома и глаза его стали круглыми, как тарелки. Из-под скатерти торчала рука Маргариты, а я рядом, на полу, была видна пролитая Иосифом кровь.
Валентина Ивановна отвела взор от руки, с ужасом взглянула на Зачмыряева и с криком убежала вниз по лестнице. Иосиф мигом побежал за ней. Теперь, любые морально-нравственные ориентиры для него были утеряны. Это зверь, животное — трусливое и недалекое, которое сперва сделает, а потом даже и думать не будет о том, что сотворило. Но в нашем случае, животное было ещё и неуклюжее и на первой же ступеньке споткнулось и челюстью приземлилось прямо на бетонную лестницу. Держась за челюсть и обдумывая свои дальнейшие действия, он просидел так секунд пятнадцать, слыша издалека истошные крики Валентины Ивановны.