невозможно понять даже приблизительно. Словно у них была внутренняя мистическая связь. Например, она точно знала, когда у ее девочки должна была открыться рвота, когда она чувствовала себя хорошо, а когда плохо. Когда миссис Тхомья привезла дочь в Америку во второй раз, Буа жила в больнице шесть месяцев. Мать все время оставалась у ее постели. «Это мой ребенок», — говорила она твер-до. Для нее это было тем самым единственным мотивом, которого было достаточно. Они были из Таиланда и не имели медицинской страховки в США. Это означало, что они оплачивали огромные счета из собственного кармана. Семья Тхомья была состоятельной, пока у Буа не начались проблемы. Они стали бедняками к тому времени, когда ее лечение было окончено. Несмотря на это, миссис Тхомья отказывалась сдаваться. И ее муж, и она сама были готовы потратить все свои сбережения ради ребенка. Что касается посвященности, не думаю, что когда-либо ви-дел менее эгоистичную или более внимательную мать. Она находилась вдали от мужа, вдали от остальных своих детей и своего большого дома. Однажды она сказала о других своих детях, по которым сильно скучала: «У них есть отец, дедушки и бабушки. У Буа здесь нет никого, кроме меня. Я должна быть с ней». Месяц за месяцем, что бы ни потребовалось, миссис Тхомья делала все без малейшего колебания или жалобы. Я чувствовал глубокую боль за эту женщину и ее семью, видя, что их средства заканчиваются. Много раз я думал о том, как бы хотелось поддержать их финансово. Хотя и я помогал им сколько мог, и больница оплатила некоторые расходы, стоимость жизни в Америке, дорогое обору-дование, лекарства и операционные материалы сделали окончательный счет астрономическим. Но, снова и снова повторю, любовь миссис Тхомья к своему ребенку — ребенку, который скорее всего не выживет, а если выживет, будет очень сущест-венно отставать в развитии, — никогда не ослабевала.
Когда казалось, что все идет хорошо, я был в восторге; когда неважно, я чувствовал себя опустошенным. Однако на протяжении всех полных переживаний месяцев миссис Тхомья оставалась приветливой и сохраняла оптимизм. «Единственное, что мы можем — стараться изо всех сил, — сказала она мне. — Это все. чего Бог хочет от нас. не так ли?» Даже сейчас миссис Тхомья поддерживает со мной связь. В начале 1990 года она прислала фотографию своего новоро-жденного малыша. Эта необыкновенная женщина продолжает жить и отдавать себя семье и Буа. Мать будет заботиться о сво-ем отстающем в развитии ребенке до самой смерти. Никто не может дать детям больше, чем дала миссис Тхомья. Вторая семья, которую я вспоминаю, это Пиланты. Нейл и Кэрол Пилант хотели сына больше всего на свете. Будучи посвященными христианами, они неотступно молились Богу, чтобы Он послал им ребенка. Наконец Господь благословил их сыном, и они дали ему имя Кристофер. С раннего детства Кристофер любил истории об Иисусе и других библейских героях. С того времени, как мальчик научился складывать слова в предложения, он цитировал на па-мять библейские тексты. Казалось, это история про идеаль-ную семью, но так продлилось не долго. Пришла беда. Когда Кристоферу было четыре, он начал качаться и споты-каться при ходьбе. Потом его родители заметили другие от-клонения: начались проблемы с выделениями, дошло до пено-образования изо рта. Развилось двойное зрение. Его впервые обследовали доктора в Атланте, где жил Кристофер. Они сочли, что у него, вероятно, энцефалит или другая форма воспаления мозга. После подробного обследования родители обратились в больницу при университете в Эмори, где специалисты пришли к заключению, что у Кристофера злокачественная опухоль стволовой части мозга. Я говорю «пришли к заключению», потому что, хотя врачи и провели компьютерную аксиальную томографию, они даже не смогли увидеть мозговой ствол. Было видно только ужасное
патологическое изменение, которое выглядело как злокачест-венное новообразование. — Состояние неоперабельное, — сказал один из врачей Ней-лу и Кэрол Пилант. — Что вы хотите этим сказать? — спросил Нейл, хотя ответ, вероятно, уже знал. — Мой вам совет: забирайте сына домой. Создайте ему мак-симальный комфорт и ждите. — Ждать? Ждать, когда он умрет? — Боюсь, что так. — Нет! — сказал Нейл Пилант. — Бог может исцелить нашего сына. — Вы не понимаете, — настаивал доктор. — Он, ну… он не может прожить дольше… — Мне дела нет до диагноза, — твердо сказал Нейл. — Этого ребенка нам дал Бог. Я готов поверить, что Он его исцелит. После Эмори Пиланты возили маленького Кристофера в несколько медицинских центров, и везде ставили тот же самый диагноз. «Просто сделайте для него все самое лучшее, — сове-товали они. — Пусть мальчик умрет в домашней обстановке». Кэрол и Нейл не желали принимать этот приговор. Они свя-зывались с религиозными деятелями, практикующими исце-ления. Всякому, о ком они слышали как о христианском цели-теле, они писали, звонили или встречались с ним. Между тем Кристофер продолжал таять. В клинику Хопкинса они приехали в конце 1984 года. — Я чувствую, что меня к вам направили свыше, — сказал мне Нейл с мягким южным акцентом. — Мы молились, чтобы Бог показал нам нейрохирурга-христианина, который поможет нашему мальчику. (Раньше они обо мне ничего не слышали.) Кристофер лежал на носилках, едва дыша, и малейшие движения давались ему с трудом. Он был бледным светловолосым ребенком, худеньким, словно скелет; его глаза косили. Он выглядел так жалко.