Выслушав последнюю часть рассказа уже хмельной девчонки, я рассмеялся и покачал головой.
Тупые деревенские…
Поймав недоуменный взгляд девчонок и переставшего копать Стеарда, я сплюнул на чей-то труп и пояснил причину своего веселья.
Никто особо не станет переживать из-за пропавших грешников?
Ну нет. Это важное задание системы и абы кого сюда не пускают. Единичный случай с общей попойкой и последующей бойней это только доказывает. До этого ведь все в норме было. Если кому из деревенских в рожу бородатую били порой… это мелочи. Короче — сюда не наркоманы и алкаши прибывали, а серьезные гоблины, причем гоблины посланные не менее серьезным героем. Таким героем, который за любой промах спросит жестко и дешевых оправдания типа «да самогон паленый попался и кукушку вдруг всем разом отключил…» слушать не станет. Он бошки резать начнет за подставку. Но и за своих бойцов он тоже спросить не забудет.
Это норма. Это правило. Это обязанность.
Я себя праведником не считаю, но, если у меня пропадет семь бойцов разом — я докопаюсь до сути и узнаю, что с ними случилось. Голову положу — но узнаю. Потому что это мои бойцы. Я несу за них ответ. Дальше уже буду разбираться. Если натворили что дерьмовое и их реально за дело покрошили наглухо — ну… не знаю, там уже решение всплывет. А если их просто так — как вторую семерку и последующие — напоили, подрезали сухожилия и, по сути, обратили в рабство ни за что… я тут же вооружусь серпом и начну каждому второму аммнушиту резать глотку, а каждому третьему яйца. Садовников сраных выкорчую под корень.
На моем месте так поступит почти каждый.
Вывод? Аммнушитов спасает не грешная безразличность, а системная жесткая защита, что не позволяет никому сюда организовывать поисковые отряды. Так бы — давно души повытрясали из здешних и бородатые овечки живо бы показали, где сейчас на коленках ползают их бывшие камрады…
Прервав пьяного подростка, я поднялся и крикнул темноволосому трусу:
— Хватит херней страдать. Поднимай трупы друзей и грузи на лошадей охотников. Рэк. Помогите трусу.
— Я не трус! — даже не спросив какого хрена он зря упражнялся с мотыгой, паренек отбросил инструмент и зло сверкнул глазами — Мы воспитаны так — жить мирно, не отвечать ударом на удар, принимать судьбу смиренно!
— Да ладно?
— Так и есть!
— Тогда какого ж хрена ты уже беспомощного дядюшку Якоба топориком крупно напластал, пацифист? — осведомился я.
— Э…
— Э — кивнул я, растягивая мышцы и морщась — часы в седле сделали свое черное дело, превратив бедренные мышцы в шматы боли. А ведь я просто сидел в седле железного коня, особо даже не стискивая его бока ногами… и скачек безумных не было и в помине… — Вяжи трупы друзей и приторачивай к седлам! Грузи друганов в повозку. Загляни каждому в глаза и прикрой их заодно — и глядя, помни, что в их смерти есть и твоя вина.
— Зачем вы мне это говорите?!
— А ты подумай — зло ухмыльнулся я и повернулся к девчонкам — А вы чего на него так вроде как уже даже обиженно смотрите? Это и вас касается! Свою жизнь надо продавать дорого! Биться за каждый вздох, за каждую секунду! Если не хотите — так оставайтесь в своем мирном затхлом болотце, тихо живите, плодите детишек, старейте, уходите садовничать! И не рвитесь в большой мир!
— Ты очень злой — заметила Амнушка.
— Поднимай раненую сраку и громозди на коня. Знаешь что про это Гавань?
— Да.
— Кто там главный после Якоба, кто был в курсе происходящего…
— Да.
— Поедешь рядом. И будешь рассказывать.
— Вы не тронете мирных и честных, славных и добрых?
— Тебе самогоном голову ушибло?
— Да… но вы не тронете?
— Мне неинтересны мирные и добрые — усмехнулся я, берясь за поводья неживой животины — И мне насрать на честных и славных. А вот про других расскажи, как можно подробней… Бойцы! Живее! И на коней! Мы отправляемся в славное и честное поселение Гавань! Улыбайтесь ширше…
— Будем убивать? — с надеждой спросил орк.
— Не сразу — ощерился я, глядя на мотающую головой помершую «толстосисую» — Не сразу. Посмотрим — вдруг нам предложат сидра…
— Который с наркотой травяной?
— Ага…
— То есть мы вроде как даже и не в курсах… это я для тупого Хвана уточняю.
— Ага.
— Понял. Вразумлю остальных, чтобы улыбались. А трупы?
— Не пыли, орк. Все по ходу дела.
— Понял. Кстати — Хван вылупляться начал. Часик другой — и вылезет гнида страшная…
— Одна хорошая новость за другой — кивнул я, поднимаясь в седло — Пусть поторопит свою костяную жопу.
— Так и передам…
Глава 4
Гавань встретила нас… оторопело.
Шесть мрачных всадника вынырнули из леса полностью неожиданно для веселящихся на пасторальном зеленом лужку. Аммнушиты играли в мяч. Веселые добрые возгласы наполняли уши наблюдающих умиротворением — вот она истинная жизненная благодать. Поля колосятся, дети веселятся. Взрослые умильно улыбаются. И при этом добрая половина из них знает, что прямо сейчас, где-то там за деревьями, в укромном темном лесном уголку, насилуют и убивают точно таких же подростков.
Не удивлюсь, если эта громкая публичная забава была устроена с единственной целью — отвлечь внимание общественности от тех, кто ушел ради иной судьбы и о тех, кто пошел за строптивыми.
Недалеко от того поля, что прилегала к поселению, которое я не собирался пока разглядывать, начиналась мощенная камнем дорога — тут вполне могут разъехаться две встречные повозки. Когда мой стальной конь ударил копытом по первому камню, тот даже не шелохнулся, ответив чуть злорадным звоном.
Качественно поработали над дорогами… да и насрать. Меня интересовали живые.
И вот они уже бегут странным аллюром, выставив вперед плечо и вытянув руку. Так боязливые гоблины приближаются, когда боятся, что им могут врезать прямо по харе — потому и прикрываются заранее, открывая тем самым яйца.
— Хех-хех… — именно это сказал подбежавший первым аммнушит, поспешно утирая харю жилеткой.
— Это твое приветствие, гоблин? — зевнул я, с высоты седла оглядывая замершую на поле толпу, катящийся куда-то позабытый мяч, замершую с корзиной белья бабу у ближайшей к нам постройки.
— Добро пожаловать! — очнулся аммнушит, сумевший отдышаться — Вы семеро!
Тут его глаза поочередно пробежались по нашим шести фигурам, чуть задержались на лошади без всадника, груженной сумками и секунд на десять прикипели к лежащему на камнях дороги кокону Хвана прикрытому пыльными тряпками.
— Семеро контролеров — дополнил аммнушит — Мы рады вам гости иноземные! Благодарим, что решили проведать нас! Благодарим что обеспокоились о нас! И еще раз добро пожаловать в наши тихие мирные земли! Позвольте проводить вас к гостевым домам! А женщины тут же начнут готовить славную сытную трапезу…
Он явно повторял чужие слова. Заученные многократно. Не удивлюсь, если именно этими вот сладкими и явно непривычными для извращенцев-святош словечками поприветствовали предыдущую Семерку перед тем, как напоить их отравленными сидром. Но этот аммнушит, хоть и старался как послушный ученик — из тех, что всегда в любимчиках у учителя, но которых всегда макают головами в унитазы на переменах — хоть он и затвердил речь, актер из него хреновый. Но этого бы вполне хватило для обычных усталых «внешников», что прибыли сюда больше отдохнуть, чем воевать, усыпленные информацией о племени просветленных пацифистов.
— Ты элдер? — улыбнулся я, подаваясь вперед.
Оставшись на месте, мужик чуть не переломился в пояснице, отогнувшись назад, и замотал башкой:
— Нет-нет! Наши старшие… и… и многие из достопочтимых… отбыли по срочному важному делу. Но скоро они вернутся! А я лишь назначен благословением элдера приглядеть в его отсутствие за нашим поселением…
— Их нет… — разочарованно подытожил я — Проклятье…
— Они скоро прибудут! Я знаю, что элдеру надо взглянуть на важные бумаги, прежде чем вы сможете продолжить свой путь дальше… Следуйте за мной, дорогие гости! Я покажу достаточно уютные покои, где вы сможете омыть натруженные тела и…