Полгода мы жили спокойно. Работал в городе. Уезжал рано утром, возвращался поздно вечером. Алёна сидела дома с детьми, в садик они не ходили, и она сама готовила их к поступлению в начальную школу.
Спустя полгода, зимой, мне потребовалось уехать на неделю в командировку. Но утром, после первой ночи моего отсутствия позвонила Алёна и, немного испуганно попросила рассказать подробнее о том, что мне тогда ещё полгода назад снилось. Я испугался, и спросил поднималась ли она на чердак, но, она сказала, что лишь из любопытства заглянула, но ничего не трогала и быстро ушла. Потом она неловко засмеялась и призналась, что перед этим выпила немного красного вина и возможно ей просто померещились в темноте желтые глаза.
На утро после второй ночи Алёна позвонила, сказав, что, как и я когда-то попала под действие сонного паралича и до этого ей снилось то же желтоглазое существо. Она посмеялась сказав, что видимо это заразно, но я слышал беспокойство в её голосе, однако жена быстро перевела тему. Мы немного поговорили, а потом мне нужно было одеваться на работу.
После третьей ночи она сказала, что её опять мучали ночные кошмары и что ей снилось что люк на чердак скрипя открывается и оттуда медленно вылезает, карабкаясь по потолку, желтоглазое существо. Мне на этот момент уже было совсем не смешно, и захотелось вернуться к семье пораньше, но Алёна сказала, что пары дней погоды не сделают и что она не хочет, чтобы я потерял работу из-за её не менее богатого чем у меня воображения.
Но после четвертой ночи, жена позвонила мне вся в слезах, и сообщила, что Маша и Миша пропали. Она сказала, что уже обошла ближайших соседей, но никто из них детей не видел. И если те ушли ночью из дома, то ночной снегопад спрятал следы. Рассказала, что местная полиция уже была в доме и Алёна надеется, что они быстро начнут вести поисковые работы. Дрожащим голосом она добавила, что все стены первого этажа исполосованы словно большими когтями и она не смогла объяснить это полиции.
Стоило этой информации достигнуть моих ушей, как я тут же в панике сорвался с места и, не отчитавшись перед начальством, в спешке поехал домой не взирая на застилающую обзор дороги метель. Лишь чудом, не иначе, я не остался в разбитой машине в кювете у дороги. Время летело так медленно, а мне так не терпелось попасть домой...
Помню с каким ужасом смотрел на стены и входные двери. Изнутри первого этажа всё было подрано словно огромное дикое животное пыталось выбраться из дома. Я, сразу полез на чердак, затем внимательно осмотрел все комнаты, шкафы, заглянул под все кровати, но детей нигде не было.
Ночевать мы в доме не стали. Алёна постоянно плакала и не выпускала из рук плюшевого крокодильчика. Я принес ей некоторые вещи из дома, и она, укутавшись в одеяло на старом диване в гараже, со слезами на глазах слушала отповедь моей матери. Пришлось забрать телефон и сбросить звонок. Мне не сиделось на месте, и я провел почти всю ночь колеся по посёлку и всматриваясь в белые сугробы.
Полиция продолжала обыскивать окрестности и допрашивать соседей. Но никто ничего не видел, и нас вызвали на допрос. Взглянув ещё раз на подранные стены, я взял топор после чего ушел наверх громить чердак. Кричал, ругался, угрожал, просил, молил, пытался договориться, но мне никто так и не ответил и не явился.
Только через день, когда кто-то из полицейских осматривал двор, предложил поискать в заснеженном и почти не выделяющимся на общем фоне пруду. И не ошибся. Маша и Миша нашлись прямо тут, во дворе подо льдом.
Алёна что-то кричала, бросаясь в ледяную воду, но кто-то в последний момент удержал её и поисковики сами вытащили детей из воды, а я лишь помню, что сердце внезапно заболело, голова закружилась, а поле зрения начало быстро сужаться. В ушах слышалось движение собственной крови, а затем нарастающий писк. В себя пришёл уже дома, от нашатыря что дал мне один из медиков. Спина и волосы были холодными и мокрыми.