— Если бы ты могла выбрать, — он быстро берет себя в руки, лениво улыбается и поворачивается к ней, кладя руку на перила, — ты предпочла бы навсегда остаться ребенком и никогда не встретиться со мной, или оставить все как есть?
Ее брови удивленно поднимаются, в светлых глазах проскальзывает замешательство, за которым следует искренний смех. На небе их медленного вязкого вечера проносится молния ее веселья, с раскатами грома в виде его ответных смешков.
— Даже не знаю, — задумчиво протягивает она, закончив смеяться, — ты задаешь такие серьезные вопросы. А я всегда-всегда буду ребенком? Мне не придется работать? Платить за квартиру? Решать взрослые вопросы?
— Не придется, — отвечает он, слегка обиженный, что она сразу не выбрала второй вариант.
— Звучит заманчиво, — девушка бросает короткий взгляд на соседние дома, — но тогда мне придется вечно ходить в школу. Меня пятьдесят раз оставят на второй год.
— Скажем так, ты будешь вечным ребенком, а вокруг будет вечное лето. Поэтому не будет никакой школы. Так тебе больше нравится?
Девушка задумчиво надувает губы, поднимает глаза к небу, пару минут что-то прикидывает в голове. Ему же не терпится узнать, каким будет ее ответ. Он боится, хотя это странно, нерационально и глупо, что она предпочтет никогда с ним не встречаться. Пусть в шутку, пусть в теории, сама мысль об этом нагоняет на него тоску.
— Нет, — говорит она звонко и качает головой, — я бы оставила все как есть. Моменты прекрасны, потому что они проходят. Мы ценим лето, потому что оно всего три месяца в году. Мы с любовью вспоминаем детство, потому что больше в него не вернемся. Зато ты, — она лукаво улыбается и неожиданно обнимает его за шею, прижимаясь щекой к щеке, — ты останешься у меня надолго. Вместе у нас будет и лето, и воспоминания.
Навеянные сомнением тучи внутри него испаряются, его губы растягиваются в улыбке от полученного ответа и от близости к ней. Все же он важнее прошлого. Это знание согревает его. Несмотря на приближающуюся ночь в его душе встает солнце.
— Кстати насчет детства, завтра я проведу тебе экскурсию, — делится она своими планами, отстраняясь от него. — Ты приехал в первый раз, поэтому я покажу тебе все-все. Погуляем по дворам, я свожу тебя на мою любимую часть пляжа. Там можно даже прыгать с тарзанки, — добавляет девушка заговорщическим шепотом, на что он кивает.
Пляжи, парки, гаражи, он пойдет с ней куда угодно. Потому что так он станет частью ее прошлого. Даже лучше, они создают новые воспоминания, которые перекроют предыдущие.
— Почему же ты мне ничего не показала сегодня? — спрашивает он шутливым обвиняющим тоном.
— Потому что кто-то пролил на нас газировку, — припоминает она, показывая пальцем на сохнущую одежду. — Но завтра никаких отговорок, у нас есть всего пара дней, а тебе надо столько всего увидеть.
— Обещаешь, что покажешь мне все? — он внимательно следит за своим голосом, чтобы тот не выдал его неуверенности и волнения, что она может что-то оставить себе. Сохранить воспоминания в тайне, укрыть от него часть себя.
— Конечно, обещаю, — произносит девушка спокойно, беспечно, ведь не планировала ничего прятать.
Они приближаются друг к другу, словно пытаются поймать произнесенное обещание, сжать его в тисках, не позволить улетучиться, разнестись по ветру, став ничем.
В глубине квартиры раздается скрип, который доносится до них отдаленным звуком. Распахивается входная дверь, тяжелые шаги переходят из подъезда внутрь. На секунду их обоих накрывает паника.
— Дочка, ты приехала? — громко спрашивает старый, но при этом все еще бодрый, женский голос.
— Бабушка, — шепотом объявляет она, а потом добавляет громче: — Да, бабуль, сейчас приду.
Одним легким движением она выпускает его из своих рук, встает, опять задевая висящее белье, и протягивает ему ладонь. Он внимательно рассматривает знакомую ладонь, все те же пять пальцев, которые секунду назад были столько привычными и родными, а теперь стали далекими и недостижимыми.