Дальше так продолжаться не могло. Супруги Разбегаевы решили, что единственный выход – это сменить обстановку, переехав в столицу. Может быть, переезд как-то повлияет на состояние дочери. Князь, оставив дочь под строгим надзором прислуги и княгини, срочно уехал в столицу. Его не было трое суток. Наконец он вернулся уставший, но довольный. Он купил прекрасный особняк, практически в самом центре. Именно там, где кипела светская жизнь. И даже баснословные деньги, которые попросили за дом, не остановили его ни на секунду. Дочь надо было спасать, и это сейчас было главным.
Пока не было отца, Наташа больше не лежала в своей комнате. Она ходила по дому, помогала маме и даже разговаривала с ней тихим, безучастным голосом. Она была похожа на привидение. И когда родители объявили ей о переезде, она равнодушно согласилась.
Фёдор Михайлович и Анастасия Андреевна, закончив последние приготовления к переезду, ждали Наташу в холле, обсуждая дела, которые нужно будет сделать по приезду. Когда Наташа вышла, князя чуть не хватил удар. На дочери было чёрное строгое платье, а на голове чёрная кружевная косынка. Это был траур. Он хотел даже сказать, что носить траур по человеку, который не был Наташе мужем, не совсем правильно. Анастасия Андреевна своевременно сжала его руку, многозначительно посмотрев ему в глаза. Он осёкся. Наташа, словно предчувствуя порыв отца, произнесла ровным, не терпящим возражений тоном:
– Или так, или никак.
Семья в полном молчании вышла из дома.
***
Наташа и отец, взявшись за руки, медленно уходили вдоль по улице. Саша крикнул, чтобы они вернулись, но они почему-то его не слышали. Тогда он побежал, пытаясь их догнать. Но чем быстрее он бежал, тем больше они удалялись. В конце концов, он начал задыхаться…
Дворжецкий с трудом открыл глаза. Его куда-то везли. Высокие борта повозки не позволяли видеть ничего вокруг. Каждая выбоина дороги отдавалась в теле страшной болью. Он мог видеть только верхушки гор. Эти исполинские образования медленно склонялись над ним, пока полностью не закрыли небо. И снова наступила темнота.
Саша пришёл в себя. Нестерпимо болели нога и плечо. Но сознание было чётким и ясным. Он прекрасно помнил бой. Саша огляделся – это была больница. Не госпиталь, а именно больница. Вокруг лежали обычные больные, сновали туда-сюда сёстры, но… Одежда и незнакомый язык говорили, что он точно не в России. Значит, плен? Но почему он не в кандалах и не в тюрьме. Нет охраны. Он ещё раз огляделся, но не нашёл ни одного человека, хоть отдалённо напоминающего военного. Ну, положим, охранять его незачем, он лежачий, но одежда... На нём было чистое больничное бельё, а возле кровати стояли лёгкие туфли с загнутыми носами, на манер турецких.
Ничего не понимая, он решил позвать кого-нибудь из персонала, но подумав, что русская речь здесь будет неуместна, просто махнул рукой проходящей мимо сестре. Реакции никакой. Он попытался ещё раз – результат тот же. Саша понял, он здесь пациент особый. Даже те сёстры, которые ухаживали за ним, делали перевязку и давали лекарства, не проронили ни слова. В полном неведении он пролежал довольно долго. Раны были тяжёлые и заживали медленно. Но сроки своего пребывания в больнице он узнал только через месяц, когда потихоньку начал вставать и выходить на прогулку в больничный сад.
В одну из таких прогулок его окликнули на русском языке и по фамилии. Он удивлённо обернулся и не поверил своим глазам. Это был поручик Хлюстов, с которым он служил на Кавказе, и который без вести пропал в одном из рейдов. Но первое удивление быстро сменилось на непонимание. Поручик был не поручик. На нём была зелёная куртка с красной отделкой, шапка из овчины и широкие белые шаровары, заправленные в чёрные сапоги. Дворжецкий лишь коснулся боевых действий, поэтому познания о форме неприятеля были невелики. Но у него не возникало сомнений, что это форма персидского война, а болтающаяся с боку кривая сабля, что форма перса-офицера. Саша нахмурился, вспомнив разговоры о русских перебежчиках.
– Ну полноте, полноте Дворжецкий. Не надо хмуриться. Я всё-таки вам жизнь спас.
– Интересно, зачем? – хмуро спросил Саша.
– А вот тут как раз никакого секрета. Во-первых, я оплатил вам свой долг. Помните, как вы спасли меня от озверевших абреков? Во-вторых, вы прекрасный воин, а уважаемый Аббас-мирза очень любит доблестных русских солдат. Бывших русских.