— Я должен был уехать через три недели, когда придёт замена.
— Госпожа Озолина говорила с вами когда-нибудь о её супружеских проблемах?
— В действительности, она никогда не обсуждала со мной её проблемы с подзащитным. В редкие мгновения, что я видел её за последние шесть месяцев, она выглядела подавленной, худой и бледной. Я спрашивал её, может быть она принимает лекарства. Она отвечала, что нет.
— Она выглядела испуганной?
— Да, особенно в последние три недели.
— Вы можете допросить свидетеля, — прокурор сказал адвокату защитника.
— Доктор Лукович, Вы были влюблены в госпожу Озолину?
— Да, я был. Она была необыкновенным человеком.
— Была ли она влюблена в Вас?
— Конечно нет!
— Между вами были интимные отношения?
— Это оскорбительный вопрос! — сердито возразил Лукович.
— Отвечайте да или нет. Вы под клятвой.
— Я никогда не открывал ей свои чувства. В действительности я никогда даже не дотрагивался до её руки.
— Как часто Вы её видели одну?
— Только два раза, когда мы ездили за лекарствами в город.
— Вы никогда не были у них в доме, когда муж уезжал в город?
— Никогда, ни одного раза.
— Это вы написали анонимное письмо её отцу?
— Да, я. Я был обеспокоен иррациональным поведением подзащитного.
— Что Вы понимаете под иррациональным поведением?
— Когда муж бьёт свою жену, держит её взаперти, когда он слова ей ласкового не скажет — он иррационален или зверь.
— У меня всё с эти свидетелем, — сказал защитник.
— Могу я задать ещё несколько вопросов? — спросил прокурор. — Доктор Лукович, когда Озолины приехали около года назад, подзащитный был дружелюбен к Вам?
— Да, весьма. Он приглашал меня на ужин два раза в неделю и сам всегда предлагал, чтобы мы вдвоём с его женой спели. У неё прекрасное сопрано и она вполне законченный музыкант.
— Как долго продолжались ваши дружественные отношения?
— Я бы сказал, около четырёх месяцев.
— И что случилось потом?
— Отношение доктора Озолина резко переменилось. Он больше не приглашал меня на ужин и, в действительности, он дал мне понять, что больше не хочет меня видеть в их доме.
— Он как-то объяснил?
— Нет. Я был ошарашен.
— Госпожа Озолина приглашала Вас в гости?
— Один раз, я бежал в лабораторию, а она была в вестибюле. Она спросила меня, почему я больше не прихожу, и я чистосердечно сказал, что её муж больше не хочет меня видеть.
— Какова была её реакция?
— Она сказала, что с его стороны это глупо.
— Когда это было?
— Наверно семь месяцев назад.
— Она никогда больше с Вами не разговаривала или контактировала?
— Нет. Только на расстоянии. Когда я шёл в лабораторию, она иногда видела меня в окно и улыбалась. Такой жалкой улыбкой. Несчастная женщина! — Лукович выглядел подавленным.
Следующим свидетелем была работница Люба. Она подтвердила, что по приказу Озолина держала Валерию под замком, когда Озолин был в отъезде.
Когда подзащитный обедал дома, его жена обязана была присутствовать за столом. Озолин никогда не говорил с женой в присутствии Любы, однако, она часто слышала плач и крики по ночам, а на утро Валерия была с чёрными кругами, опухшим лицом и часто — с кровоподтёками.
— Госпожа Озолина когда-нибудь жаловалась Вам?
— Нет, она только плакала….
Попытка защитника выявить через работницу интимную связь между Луковичем и Валерией окончилась провалом.
— Молодой доктор никогда не приходил к барыне, когда мужа не было, — сказала она твёрдо.
Прокурор объявил, что обвинение закончено свою работу. И тогда сногсшибательное заявление было сделано адвокатом обвиняемого.
— Вызывается Доктор Озолин — подзащитный.
Гневный гул был остановлен судьёй.
— Подзащитный, произнесите клятву!
Озолин казался спокойным. Со слегка ироничной улыбкой он медленно подошёл к стойке и произнес клятву громким и чётким голосом. На нём был чёрный костюм, белая рубашка и чёрный галстук. Его светлые волосы были тщательно уложены. Было определённое презрение во взгляде, с каким он смотрел на жюри, публику и судью. «Ваша честь!» — он сделал паузу, а затем он начал снимать свой пиджак, галстук и рубашку, обнажая свою грудь, покрытую красно-синюшными пятнами. — «Туберкулярная проказа», — провозгласил он, — «Заразился, когда лечил больных в Конго».
С ужасающей медленностью он надевал обратно рубашку, галстук и пиджак и прошёл на место.