Ее темные глаза смотрели на меня с такой сочувствующей теплотой, что у меня чуть не подкосились колени.
Но теперь в голове возникли совсем другие мысли — о том, как я опускаюсь на колени и закапываюсь лицом между её ног.
Прикасаюсь к ней.
Пробую ее на вкус.
Член налился тяжестью и болезненно упёрся в молнию.
Какого хрена со мной происходит?
Я всегда гордился своим самоконтролем.
Пора было взять себя в руки.
— Не переживай. Я знаю, ты не хотела ничего плохого, — отступил я на шаг и вставил ключ в дверь. — Увидимся через час.
Она подняла руку и кивнула:
— Я буду готова.
И к черту все, если я не захотел втащить ее в номер. Прижать к стене. Сделать так, чтобы она забыла, как дышать от удовольствия. Но вместо этого я направился в ванную и включил ледяной душ на максимум. Это был первый шаг к тому, чтобы взять себя в руки. Хотя... я позволю себе еще один раз представить ее. Последний. Перед тем как выключить все эти чувства. Я только что принял одно из самых важных решений в своей карьере. Я должен думать о будущем с Thunderbirds, а не о сексуальной журналистке за стенкой.
13
Бринкли
На этот момент я, наверное, была самой везучей женщиной на планете. Нас провели в отдельную комнату ресторана при отеле, и я оказалась за столом с одними из лучших игроков НФЛ.
Линкольн сидел рядом со мной, с другой стороны — Бретт Джейкобс. Напротив — Ленни Уотерс. Рядом с ним — Пит Гарнер, кикер Thunderbirds и одновременно лучший кикер в лиге. А во главе стола сидел Терри Лэнгли, один из сильнейших линейных игроков.
Мы смеялись, болтали, и они допрашивали меня, как я вообще умудрилась заставить Линкольна нанять меня для написания его истории. Все знали, какой он скрытный и как яростно охраняет свою личную жизнь.
Я держалась уверенно, рассказывала им о его тренировках, и они начали подтрунивать над ним из-за того, что я якобы обгоняю его во время наших пробежек. Я почти ничего не ела — с тех пор как пообедала в кафе недалеко от офиса, пока Линкольн был на встрече, у меня что-то творилось с желудком.
Я надеялась, что это не начало чего-то серьезного, и изо всех сил старалась не обращать на это внимания.
— Ты почти ничего не ела. Все в порядке? — Линкольн наклонился к моему уху и прошептал. Его губы коснулись моей кожи, и мурашки побежали по спине.
Я огляделась — все были поглощены разговорами.
— Да, просто немного не по себе, — пожала я плечами, будто это пустяк. В его взгляде мелькнула тревога, когда он посмотрел на меня.
— Ты побледнела.
— Я в порядке, — сказала я, заставляя себя снова сосредоточиться на парнях, только что заказавших еще один раунд коктейлей.
Я отказалась от алкоголя и была за это благодарна, потому что меня уже начинало мутить, и даже глоток спиртного добил бы меня окончательно.
Принесли счет, Линкольн быстро его подписал и дал понять ребятам, что на этом вечер для него окончен. Все поднялись, и каждый из этих крупных мужчин по очереди поднимал меня с пола и обнимал на прощание.
Бретт закружил меня, и я едва сдержалась, чтобы не вывернуло. Но изобразила улыбку и хихикнула.
Мы попрощались и направились к лифту. Я вся вспотела и прикусила губы, дыша медленно через нос. Линкольн подошел ближе.
— Ты точно заболела, милая.
— Думаю, это может быть пищевое отравление. С того самого сэндвича в кафе мне нехорошо, — я согнулась пополам и застонала. Живот скручивало так, что я уже не могла выпрямиться.
Он опустился передо мной:
— Все в порядке. Я рядом.
Его рука легла мне на спину, рисуя круги, и это почему-то подействовало успокаивающе, хотя я бы никогда не подумала, что такое вообще может сработать.
— Кажется, меня сейчас вырвет, — прошептала я, сдерживая слезы.
Это было так унизительно.
— Если нужно — отпускай. Не сдерживайся.
— Я не могу блевануть в лифте или прямо в коридоре, — сказала я в панике.
— Я все оплачу. Пусть потом почистят. Не думай об этом.
Лифт ехал бесконечно. Конечно же, наш номер был на самом верхнем этаже. Когда меня снова скрутило, я присела прямо на пол, стоять не было сил.
Когда двери открылись, я подняла глаза, не представляя, как сейчас дойду. Руки Линкольна оказались под моими бедрами и за шеей и он легко подхватил меня на руки. Я уткнулась лицом в его шею и вдыхала запах — хвоя и сандал были, как ни странно, лучшим лекарством от тошноты. Правда, ненадолго — очередная волна накрыла меня почти сразу.
— О боже, — застонала я, прикрывая рот ладонью. — Тебе нужно меня поставить.
Но, конечно же, упрямый гад не послушал. Он быстро зашагал к двери. Я нашла в сумке ключ и передала ему, он открыл дверь и понес меня в ванную.
Я показала на дверь:
— Спасибо за все. Можешь идти. Со мной все в порядке.
Я опустилась на колени… и все из меня вырвалось.
Я захлебывалась, наклоняясь все ниже, и вдруг услышала звук воды — он включил кран. Подняла глаза — Линкольн смачивал полотенце.
— Я же сказала тебе уйти! — закричала я, слезы хлынули по щекам.
Кажется, во мне не осталось ни капли жидкости. Я смыла воду, откинулась к стене и закрыла лицо ладонями.
Что может быть ужаснее, чем вырыгать всю душу при самом горячем мужчине на планете?
Он опустился рядом, взял меня за подбородок, заставив поднять голову, и теплым влажным полотенцем аккуратно вытер мне лицо. Потом сел рядом на пол и обнял меня.
— Я никуда не уйду.
— Почему ты не можешь дать мне просто помучиться в одиночестве? — всхлипнула я.
— Потому что хочу потом дразнить тебя этим, когда вернемся домой, — его голос был сухим, но я почувствовала, как рядом с ним сотряслась вся кровать — он сдерживал смех.
Я одновременно рассмеялась и застонала:
— Ненавижу тебя.
— Тоже тебя ненавижу, милая, — сказал он, прижимая меня к своей груди, и его пальцы легко скользнули по моей щеке, опускаясь к подбородку.
Это было так приятно. Я бы не оттолкнула его, даже если бы захотела.
Ну… до тех пор, пока не накрыло по новой.
И накрыло.
Следующие несколько часов я провела, судорожно сотрясаясь над унитазом.
Где-то по дороге я отключилась — когда в организме уже не осталось ничего, кроме желчи.
Я не помнила, сколько раз меня вырвало. Помнила только, что красивый мужчина всё это время оставался со мной в ванной — до глубокой ночи.
Он заказал имбирный лимонад в номер и буквально заставил меня сделать пару глотков.
Я не знала, когда все закончилось и как оказалась в этой постели.
Но когда открыла глаза, в щель между плотными шторами пробивался узкий луч солнца.
Я посмотрела на себя — на мне был отельный халат, под ним — бюстгальтер и трусики. Волосы были собраны в нечто вроде небрежного пучка. Я не помнила, чтобы делала это сама.
Я села и огляделась. Живот уже не болел, тошнота исчезла. Зато он напомнил о себе голодным урчанием. Я заметила большое тело рядом с кроватью и несколько раз моргнула, чтобы сфокусироваться. Линкольн лежал на полу с подушкой под головой и крошечным банным полотенцем, перекинутым через плечи.