— Отлично. Завтра у нас выходной, значит, без тренировки.
— Верно.
— Я все еще приглашен на воскресный ужин, или ты передумала?
— Учитывая, что это не я тебя пригласила, будет нечестно вычеркивать тебя из списка.
Боже, какая же она милая, когда злится. И на что она злится-то, а? На то, что я ей нравлюсь? Сильно?
— Отлично. Тогда встречаемся у тебя, поедем вместе.
— Ладно. План принят. Спокойной ночи, друг, — сказала она, открывая дверь, и я выскочил следом.
— Друзья не провожают друг друга до двери, — прошипела она, бросив на меня взгляд через плечо.
Я перехватил ее за руку как раз в тот момент, когда она поднесла ключ к замку. Повернул к себе.
— Я всегда буду провожать тебя до двери. Перестань быть упрямой ослицей, — я поставил ладони по обе стороны от ее лица, словно замкнув ее между ними.
— Это я упрямая? — покачала головой она, глядя на меня исподлобья.
— Да. Ты злишься, потому что я не хочу просто переспать с тобой один раз, а ты прекрасно знаешь, что хочешь того же, что и я. Значит, ты — упрямая ослица.
— Самодовольный ты козел. Тебе просто невыносимо, что я не хочу встречаться с тобой, да?
— Не выносимо, — сухо ответил я. — Потому что ты врешь.
— Ах да? И зачем мне врать на этот счет? — прищурилась она.
Я подошел ближе, нарушая ее личное пространство, и прижался лбом к ее лбу:
— Потому что ты боишься. Потому что будущее непонятно. Потому что у меня, мягко говоря, не самый блестящий послужной список в отношениях. И, судя по тому, что ты сама мне рассказывала, у тебя — тоже.
— Ты устанешь от меня, Линкольн. Ты переезжаешь в Нью-Йорк. А я живу здесь.
— Ты сама еще не знаешь, где будешь жить через пару месяцев, когда выйдет твоя статья.
— Твоя статья, — сказала она, приподняв бровь. — Лучше не переходить эту грань. Все только усложнится.
— По-моему, все уже давно сложно, милая. Но я никогда не был тем, кто боится долгой расстояний. Так что придется показать тебе, что ты ошибаешься, — я отступил назад и двинулся к дорожке, пятясь, пока она смотрела мне вслед.
— Я редко ошибаюсь, — тихо сказала она, и уголки ее губ чуть дрогнули вверх.
— Посмотрим, — ответил я.
Я дождался, пока она зайдет в дом, а потом сел в машину и проехал короткое расстояние до себя.
Когда я добрался домой, на экране телефона увидел письмо от своего университетского тренера, Джека Хардина. Я писал ему насчет Лионеля — и вот он ответил.
Оказалось, их команде действительно нужен запасной кикер: основной игрок выпустился в этом году, и сейчас у них остался только один. Я отправил ему видео, где Лионель пробивает пару филд-голов, и тренер заинтересовался. Он также добавил, что знает несколько небольших программ, где ищут кикера, и пообещал передать информацию о Лайонеле. Это были не суперзвездные колледжи, но зато давали возможность играть. Я надеялся, что ему хоть что-то предложат — возможно, помощь с оплатой учёбы.
Я скинул тренеру номер Лайонеля, а потом и самому Лайонелю написал, чтобы тот ждал звонка.
Было далеко за полночь, и я не ждал ответа в этот час.
Но этот парень меня уже не раз удивлял.
Лайонель
Не могу в это поверить. Я даже не знаю, как тебя поблагодарить, Линкольн.
Просто продолжай тренироваться и отвечай на любые звонки, которые будут поступать. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне и Бринкли на тренировках на следующей неделе — поработаем над мышцами, это сделает тебя сильнее.
Какого чёрта я вообще творю?
Наверное, просто вспомнил, каким потерянным был сам, когда мечтал играть в колледже и не имел ни малейшего понятия, с чего начать. Моя мама тоже не знала, как с этим разобраться. А отца у меня не было — некому было подсказать, направить. И я знал, что у Лайонеля та же самая история.
Так что, наверное, какая-то часть меня просто хотела стать для него этим самым человеком. Тем, кто поможет там, где его отец не справился.
Лайонель
Я с радостью. Я сделаю всё, что ты скажешь.
Если бы только Бринкли Рейнольдс сказала мне эти же слова...
Тогда мир стал бы идеальным.
17
Бринкли
Линкольн приехал ко мне, и мы вместе поехали к моим родителям. Он вел себя так, будто ничего не произошло прошлой ночью. А я… я за всю ночь так и не сомкнула глаз. Ворочалась, снова и снова вспоминая лучший оргазм в моей жизни.
Господи.
Самое эротичное, самое чувственное и невероятное, что со мной когда-либо случалось, произошло на кухне ресторана моего брата. Я зашла за кусочком пирога, а ушла… с чем-то гораздо большим.
Я сейчас, случайно, не вспотела?
Мы подъехали к дому родителей, и он обошел машину, чтобы помочь мне выйти.
— Щеки горят. Хочешь рассказать, о чем думаешь? — спросил он с самодовольной ухмылкой.
— Что? У меня ничего не горит. Просто на улице жарко, — я избегала его взгляда.
— Сейчас около двадцати четырех градусов. На самом деле, с ветерком довольно прохладно. Думаю, ты вспоминаешь тот поцелуй.
— Конечно. Потому что ты у нас самоуверенный и наглый, — я всплеснула руками, потому что была на взводе. Он ведь прав. Я действительно не могла выбросить тот поцелуй из головы.
Он обхватил мое запястье и развернул лицом к себе:
— Ты не можешь перестать об этом думать, потому что и я тоже не могу. Это был охрененный поцелуй. Лучший в моей жизни.
— Прекрати, — прошептала я, быстро оглянувшись по сторонам, потому что вдруг испытала такую волну возбуждения, что мне стало не по себе.
— Как ты скользила вверх-вниз на моем члене, как будто он принадлежит тебе… А он и правда твой, Бринкли. Все это — твое, если захочешь. Я заставлю тебя кончать снова и снова, пока ты не перестанешь различать, где вверх, а где низ, малышка.
Вот же ублюдок.
Я тяжело дышала, внизу живота разливалось горячее желание. Это плохо. Очень плохо.
Я прижала пальцы к вискам.
— Так, все, закончим с этим. Мы у моих родителей. Никаких разговоров о вчерашнем. Пошли.
Он рассмеялся, и мы снова зашагали по дорожке из булыжника к входной двери.
— Немного взвинчена, милая?
— Я в порядке, — прошипела я, несясь вперед. У самого порога резко развернулась, ткнула его пальцем в грудь и поймала себя на том, что хочу сорвать с него пуговицы и поцеловать каждый сантиметр этой чертовой груди. Боже. Что со мной происходит? — Только приличное поведение, капитан.
— Всегда, — ответил он, и тыльная сторона его руки легко скользнула по моей. По телу тут же пробежали мурашки.
Как только мы вошли в дом, начался форменный кавардак. Все таращились и рассыпались в любезностях перед футбольной звездой.
— Линкольн, не могу поверить, что ты и правда здесь! — воскликнула мама. Эта женщина всегда была равнодушна к футболу, но сейчас в ней вдруг проснулся живейший интерес.
Мэддокс и Уайл были там, болтали, смеялись, и уже вовсю обсуждали с моими братьями, что Линкольн присоединится к их мужской тусовке на этой неделе.