Я потянулся к айс-кофе и поднял глаза — в кафе вошла женщина. На ней был комбинезон, и она, смеясь, оперлась на стойку.
Длинные тёмные волосы волнами спадали по спине, а когда она говорила, её симпатичная попка кокетливо покачивалась.
Мой член тут же отреагировал.
Чёрт. Давно у меня никого не было.
Сейчас я мало кому доверял — все хотели узнать, что я собираюсь делать дальше. И нашлись бы те, кто заплатит, чтобы кто-то подобрался поближе и всё выведал. Так что я держался в тени.
Я продолжал наблюдать за ней, пока она не выпрямилась, и только удивлялся — как, чёрт возьми, кто-то может сделать так, чтобы мешковатый джинсовый комбинезон выглядел чертовски сексуально?
Она повернулась медленно — будто почувствовала мой взгляд.
Когда наши глаза встретились, я уронил сэндвич.
Я видел эту женщину раньше.
Да вы издеваетесь.
Это была та самая женщина, которая несколько недель назад последовала за мной в туалет, когда я пытался поговорить с матерью.
Важный, мать его, разговор.
Просто хотел одну-единственную минуту тишины. Не так уж много я просил, правда? Но эти люди напрочь лишены понятия о личном пространстве. Или хотя бы элементарной порядочности.
Её челюсть отвисла, она уставилась на меня с такой ненавистью, будто я обидел её лично. Но я не дал ей и рта раскрыть — уже поднялся и направился к ней.
— Мне нужно оформлять на тебя запретительный ордер? Ты что, и сюда за мной приползла? — прошипел я, нависая сверху. Ростом я был сантиметров на тридцать выше, и грех было этим не воспользоваться.
Она тут же бросилась ко мне, кипя от злости:
— Ты высокомерный, самодовольный, нарциссичный…
— Будет у твоей тирады финал? — Я скрестил руки на груди.
У неё на голове был завязан какой-то розовый платок, торчащий на макушке. Лицо загорелое, без макияжа, и чёрт побери — женщина выглядела безупречно.
Сногсшибательно.
Но опять же, вот она, снова лезет в моё пространство.
После того случая на пресс-конференции, когда она перешла черту, я велел вывести её, и с тех пор она держалась подальше. Я думал, она уловила намёк.
— На минуточку, к твоему сведению: я здесь живу, — произнесла она, размахивая руками.
— Да ну? Такая у тебя теперь легенда?
Она просто смотрела на меня и начала пятиться назад, будто видеть меня ей противно.
Чувство взаимное, дорогуша.
Пускай она чертовски красива, но для меня она — такой же кровопийца, как и все репортёры, готовые нажиться на мне.
— Каково это — жить в мире, где кроме себя любимого ты никого не видишь? — спросила она, приподняв бровь и держа в одной руке стакан с какой-то розовой жижей.
— Ты серьёзно сейчас пытаешься взять у меня интервью? Обещаю, если хоть кто-то узнает, что я здесь, я оформлю на тебя запретительный ордер так быстро, что у тебя, красотка, голова кругом пойдёт.
Надо было, конечно, делать ей комплимент, пока угрожаешь?
— Ты правда думаешь, что я здесь ради работы? Что я здесь ради тебя? — покачала она головой.
На коленях её джинсового комбинезона красовались пятна от травы, а на носу — пара крошек земли. Что, всё это часть плана? Сделать вид, что она на отдыхе?
— Хорошая попытка, детка. Кровопийца остаётся кровопийцей. Садись в свою тачку и дуй обратно.
Что-то промелькнуло у неё на лице, и на мгновение показалось, что глаза у неё заблестели. Но она быстро собралась, сузила взгляд. Девчонка за стойкой, та самая, что пару минут назад хихикала, готовя мне сэндвич и напиток, теперь явно следила за нами. И, если я не ошибаюсь, смотрела она на меня так, будто готова кинуть нож.
Что за заведение, где мужчину сначала преследуют, а потом ещё и позорно осуждают за это?
— Ты настолько не в себе, что даже не понимаешь, насколько перегибаешь. Надеюсь, карма тебе как следует врежет. И чтобы ты знал, я никуда не собираюсь. Я здесь выросла, самодовольный ты придурок. Так что если не хочешь меня видеть — собирай манатки и вали отсюда сам. Потому что в Коттонвуд-Коув семья Рейнольдсов куда большего стоит, чем ты, звёздочка, — она ухмыльнулась и резко развернулась, длинные каштановые волосы упали ей на спину.
— Хорошая попытка. Возвращайся в город. Здесь нечего ловить, — бросил я ей вслед, хотя сам не мог оторвать взгляда от её задницы, пока она шагала к выходу.
Она вскинула руку и показала мне средний палец, выходя за дверь.
Что, блядь, это было?
Я в городе всего тридцать минут.
Как она вообще узнала, что я здесь?
Я снова опустился в кресло, и тут ко мне стремительно подошла та самая блондиночка из-за стойки с кувшином в руках и потянулась к моему стакану. Я не просил доливать, но ей, похоже, было наплевать, надо мне это или нет.
Она смотрела на меня так, будто я преступник.
— У вас тут принято, чтобы клиентов домогались репортёры? Может, я вообще не в тот город сбежал, — бросил я, потянувшись за стаканом, как только она поставила его передо мной.
— Я не знаю, кто вы такой, но Бринкли Рейнольдс я знаю всю свою жизнь. Она нянчила меня, когда я была маленькая. Да, она журналистка, но сейчас не работает, потому что её уволили. Она всего пару недель как вернулась домой. Думаю, вы её сильно недооценили, мистер.
Бринкли Рейнольдс. Точно. Теперь имя вспомнилось.
«Мистер»? Серьёзно? Что я вам, старик в сто лет? Мне, на минуточку, двадцать девять. Никто меня так не называет.
Я откинулся на спинку стула, переваривая её слова.
— А ты знаешь, почему её уволили? — Я прочистил горло и приготовился к её ответу.
— Какой-то известный футболист публично устроил ей разнос, и её начальник её слил. Мы тут вообще стараемся об этом не говорить, но в Коттонвуд-Коув все друг за друга горой. Слухи быстро разлетаются, сами понимаете. Кто этот парень, я не в курсе — спорт с мячами меня мало интересует.
Что, чёрт возьми, это вообще должно было значить? Половину существующих видов спорта сразу вычеркнула.
Ей от силы лет шестнадцать, а смотрела она на меня, как будто я личный враг всей округи, прежде чем гордо уйти прочь.
Что, неужели я и правда довёл эту женщину до увольнения? Я и раньше жаловался, когда репортёры переходили черту. Но чтоб из-за этого человек работу потерял — об этом я, блядь, не знал.
Я взял телефон и написал Дрю.
Эй. Помнишь ту журналистку, которую я велел вывести с пресс-конференции пару недель назад?
Дрю
Не особо. В тот день я сам по уши был в делах — все лезли с вопросами про тебя. А что с ней?
Похоже, её уволили.
Дрю
Ну, сама виновата — нечего было тащиться за тобой в сортир.
Я провёл рукой по затылку и выдохнул так, будто только сейчас понял, что всё это время держал дыхание. Моя мать растила меня одна, вкалывала не покладая рук, чтобы вытащить нас обоих. Именно это и подталкивало меня подписать контракт с НФЛ — хотелось помочь ей и снять с неё этот груз. И уж точно я никогда не был тем, кто желает кому-то лишиться заработка из-за себя.