- Мне очень нравится! - Мэри обняла мужа, поцеловала. - Чудесный подарок. Ты, наверно, совсем измучился с ним в трамвае. Большущее спасибо!
- Ничуть я не измучился, - Питер ответил поцелуем. - Я так рад, что тебе понравилось.
Мэри пошла в дом за дочкой, усадила ее в манеж. Потом они понемножку выпили и посидели на лужайке возле манежа, курили и смотрели, как поведет себя дочка на новоселье. Крохотная лапка крепко уцепилась за столбик манежа.
- Смотри, ей теперь есть за что держаться, вдруг она слишком рано начнет вставать на ножки? - встревожилась Мэри. - Ведь без этого она еще не скоро научилась бы ходить. А когда маленькие начинают ходить раньше времени, они растут кривоногими.
- Думаю, можно этого не бояться, - возразил Питер. - Я хочу сказать, у всех детей бывают такие манежи. И у меня был когда-то, а я ведь не вырос кривоногим.
- Да, наверно, если б не манеж, она нашла бы другую опору. Держалась бы за стул, мало ли.
Когда Мэри пошла купать и укладывать малышку, Питер отнес манеж в дом и расставил в детской. Потом накрыл стол к ужину. Потом вышел на веранду и постоял, нащупывая в кармане красные коробочки, и спрашивал себя, как же, черт возьми, вручить жене еще и эти подарки.
Наконец вернулся в дом и налил себе виски.
Он вручил их в тот же вечер, незадолго до того, как Мэри, прежде чем им лечь спать, еще раз подняла девочку. Он сказал запинаясь:
- Пока я не ушел в рейс, мне надо еще кое о чем с тобой поговорить.
Мэри подняла на него глаза.
- О чем?
- Насчет лучевой болезни, которой сейчас люди болеют. Есть вещи, которые тебе следует знать.
- А, это! - с досадой перебила Мэри. - До сентября еще далеко. Не хочу я про это говорить.
- Боюсь, поговорить надо.
- Не понимаю, с какой стати. Когда придет время, тогда мне все и скажешь. Когда мы будем знать, что это близко. Миссис Хилдред говорит, ее мужу кто-то сказал, что в конце концов до нас не дойдет. Вроде оно движется все медленнее. Нас это не коснется.
- Не знаю, с кем там говорил муж миссис Хилдред. Но только это сплошное вранье. До нас дойдет, будь уверена. Может быть, в сентябре, а может быть, и раньше.
Мэри широко раскрыла глаза.
- По-твоему, мы все заболеем?
- Да, - сказал Питер. - Мы все заболеем этой болезнью. И все от нее умрем. Поэтому я и хочу тебе кое-что объяснить.
- А разве нельзя объяснить попозже? Когда уж мы будем знать, что это и правда нас не минует?
Питер покачал головой.
- Лучше я скажу теперь. Понимаешь, вдруг меня в это время здесь не будет. Вдруг все пойдет быстрей, чем мы думаем, и я не успею вернуться из рейса. Или со мной что-нибудь случится - попаду под автобус, мало ли.
- Никаких автобусов больше нет, - негромко поправила Мэри. - Это ты про свою подводную лодку.
- Пусть так. Мне куда спокойней будет в походе, если я буду знать, что ты во всем разбираешься лучше, чем сейчас.
- Ну ладно, рассказывай, - нехотя уступила Мэри.
Питер задумался. Заговорил не сразу:
- Рано или поздно все мы умрем. Не думаю, что такая смерть много хуже любой другой. Дело в самой болезни. Сперва мутит, а потом и впрямь начинает тошнить. И это не проходит, что ни съешь, тебя выворачивает наизнанку. В желудке ничего не удерживается. Понос. Становится хуже и хуже. Может немножко полегчать, а потом опять все сызнова. Под конец совсем ослабеешь... ну и умираешь.
Мэри выдохнула длинную струю дыма.
- И долго все это тянется?
- Я не спрашивал. Думаю, у всех по-разному. Дня два, три. А если на время поправишься, пожалуй что две-три недели.
Помолчали.
- Много пачкотни, - сказала наконец Мэри. - Наверно, если все захворают сразу, так и помочь некому? Ни докторов не будет, ни больниц?
- Думаю, так. Думаю, тут каждый воюет в одиночку.
- Но ты будешь здесь, Питер?
- Да, - успокоил он. - Я говорю просто на всякий случай, один на тысячу.
- Но если я окажусь одна, кто присмотрит за Дженнифер?
- Давай пока не говорить о Дженнифер. О ней после. - Питер наклонился к жене. - Вот что главное, родная. Выздороветь нельзя. Но незачем умирать в грязи. Когда все станет худо, можно умереть пристойно.
Он достал из кармана меньшую из двух красных коробочек.
Мэри впилась в нее взглядом. Прошептала:
- Что это?
Питер открыл коробочку, вынул пластиковый пузырек.
- Это бутафория, - сказал он. - Пилюльки не настоящие. Гоулди дал мне их, чтобы показать тебе, что надо делать. Берешь одну и запиваешь - чем угодно. Что тебе больше нравится. А потом ложишься - и конец.
- И умираешь? - Сигарета в пальцах Мэри погасла.
Питер кивнул.
- Когда станет совсем скверно, это выход.
- А вторая пилюля зачем? - шепотом спросила Мэри.
- Запасная. Наверно, ее дают на случай, если ты одну потеряешь или со страха выплюнешь.
Мэри молчала, не сводя глаз с красной коробочки.
- Когда придет время, об этом прямо скажут по радио. Тогда просто надо пойти в аптеку Гоулди и спросить у девушки за прилавком такую коробочку, чтоб была дома, у тебя под рукой. Тебе дадут. Их будут давать всем, кто захочет.
Мэри бросила погасшую сигарету, потянулась и взяла у Питера коробочку. Прочитала напечатанные черными буквами наставления. И наконец сказала:
- Питер, как бы худо мне ни было, я так не смогу. Кто тогда позаботится о Дженнифер?
- От этой болезни никто не уйдет. Ни одно живое существо. Собаки, кошки, дети - все заболеют. И я. И ты. И Дженнифер.
Мэри посмотрела на него с ужасом.
- И Дженнифер тоже заболеет этим... этой холерой?
- Да, родная. Этого никому не миновать.
Мэри опустила глаза.
- Что за гнусность! - сказала яростно. - Мне не так уж обидно за себя. Но... но это просто подло!
Питер попытался ее утешить:
- Всех нас ждет один конец. Мы с тобой потеряем многие годы, которые надеялись прожить, а Дженнифер и вовсе не узнает жизни. Но она не будет мучиться. Когда никакой надежды не останется, ты ей это облегчишь. Надо будет собраться с духом, но ты ведь храбрая. Вот что тебе придется сделать, если я к тому времени не вернусь.
Он достал вторую красную коробочку и начал объяснять, как обращаться с шприцем, жена смотрела на него со все возрастающей враждебностью.
- Я плохо понимаю, - сказала она сердито. - Ты что же, стараешься растолковать, как мне убить Дженнифер?