- Самоходные косилки? - переспросил он. - Они в соседнем зале, за аркой. Посмотрите, найдется ли для вас подходящая.
Они последовали его совету и выбрали маленькую, с захватом всего в двенадцать дюймов. Питер посмотрел на ярлык с ценой, подхватил косилку и направился к продавцу.
- Я возьму эту, - сказал он.
- Вот и ладно, - был ответ. - Хорошая косилочка. - Продавец желчно усмехнулся. - Прослужит вам всю жизнь.
- Сорок семь фунтов и десять центов, - сказал Питер.
- По мне, платите хоть апельсиновой коркой. Мы сегодня закрываемся.
Моряк отошел к столу выписывать чек. Мэри осталась, заговорила с продавцом:
- А почему вы закрываетесь? Разве люди больше ничего не покупают?
Он фыркнул.
- Отчего же - и приходят, и покупают. Только продавать-то почти нечего. Но я не собираюсь тут торчать до последнего, и другие служащие тоже. Мы это вчера порешили на собрании, а потом и управляющему так сказали. Осталось-то всего ничего, две недели. Нынче вечером администрация эту лавочку прикроет.
Подошел Питер, подал продавцу чек.
- Ладненько, - сказал тот. - Вот только получать по нему будет некому. В конторе народу никого не останется. Пожалуй, выдам я вам расписку, а то на будущий год потянут вас в суд за неуплату...
Он нацарапал расписку и повернулся к другому покупателю.
Мэри передернуло.
- Пойдем отсюда, Питер, поедем домой. В городе мерзко и запах ужасный.
- А хочешь, где-нибудь пообедаем? - Питер подумал, что ей приятно будет побывать в ресторане или в клубе.
Мэри покачала головой.
- Лучше сейчас же поедем домой, там и пообедаем.
Молча поехали они прочь, в свой маленький, светлый при морс кий-городок. Дома, в их скромном жилище на горе к Мэри отчасти вернулось душевное равновесие: все здесь до мелочей знакомое, привычное, здесь чистота, которой она, хозяйка, так гордится, и заботливо ухоженный садик, и так славно смотреть на просторную, чистую бухту. Здесь ты в безопасности.
Пообедали, и, закурив сигарету, прежде чем приняться за мытье посуды, Мэри сказала:
- Знаешь, наверно, мне никогда больше не захочется в Мельбурн.
Питер улыбнулся:
- Начинает отдавать свинарником, да?
- Просто мерзость! - вспылила Мэри. - Все закрыто, и грязь, и вонь. Как будто уже настал конец света.
- До конца света, знаешь ли, уже недалеко, - заметил Питер.
Мэри ответила не сразу:
- Знаю. Ты все время об этом твердишь. - Она подняла глаза, встретила взгляд мужа. - Скоро это будет?
- Примерно через две недели. Это ведь не то что щелкнет выключатель - и все. Люди заболевают, но, конечно, не все в один день. Некоторые выдерживают дольше других.
- Но под конец погибнут все? - тихо спросила Мэри. - Это никого не минует?
Питер кивнул.
- Под конец - никого.
- А большая разница между людьми? Когда кто заболевает?
Он покачал головой.
- Толком не знаю. Наверно, через три недели всех свалит.
- Через три недели от сегодняшнего дня или после того, как заболеет самый первый?
- Я имею в виду - после первого случая. Но точно не знаю. - Питер помолчал. - Возможно, сперва заболевают в легкой форме и поправляются. Но дней через десять, через две недели заболеешь опять.
- Значит, нельзя ручаться, что мы с тобой заболеем в одно время? Или Дженнифер? Любой из нас может заболеть в любую минуту?
Питер кивнул.
- Так оно и есть. Приходит твой час и надо его встретить. В сущности, мы же всегда это знали, только не думали об этом, потому что молоды. Могло же случиться, что Дженнифер умерла бы раньше нас с тобой или я - раньше тебя. В общем, это не ново.
- Да, пожалуй. Только я надеюсь, что мы все умрем в один день.
Питер взял ее за руку.
- Очень может быть. Но... нам повезет. - Он поцеловал жену. - Давай вымоем посуду. - Взгляд его упал на новую покупку. - А потом можно скосить траву на лужайке.
- Трава совсем мокрая, - грустно сказала Мэри. - Косилка заржавеет.
- А мы ее просушим у камина в гостиной. Я не дам ей заржаветь, пообещал Питер.
Дуайт Тауэрс провел субботу и воскресенье у Дэвидсонов, и оба дня с утра и дотемна работал - мастерил ограду. За тяжелым физическим трудом легчало на душе, на время отпускало неизменное напряжение, но Дуайт заметил - хозяин глубоко озабочен. Кто-то ему рассказал, как упорно организм кролика сопротивляется радиации. Сами по себе кролики не очень его волновали, в Харкауэе, хвала хозяину, они почти не водились; но если эти пушистые грызуны меньше всех подвержены лучевой, болезни, спрашивается - а как насчет рогатого скота? Что-то будет с его, Дэвидсона, стадом?
И как-то вечером он поделился с американцем своей тревогой.
- Раньше я про это не думал, - сказал он. - Я думал, мои быки и коровы помрут, когда и мы. Но получается, вроде они протянут дольше. А насколько дольше, ни у кого узнать не могу. Похоже, ученые этого не выяснили. Сейчас-то, понятно, я даю своим и сено, и силос, в наших горах в обычные годы давать корм надо до конца сентября - примерно полкипы сена в день каждой корове. Я по опыту знаю, иначе нельзя содержать скотину в лучшем виде. А если людей на ферме никого не останется, тогда как же? Ума не приложу.
- Ну, а если сарай, где у вас сено, оставить открытым и пускай кормятся, когда захотят?
- Я уж думал про это, но скотине самой прессованную кипу не растрепать. А растреплет, так тут же затопчет и загубит. - Дэвидсон помолчал. - Я все гадал да прикидывал, нельзя ли какую-нибудь механику приспособить с часами да с проволокой под электрическим током... Но как ни верти, а пришлось бы оставить месячный запас сена без крыши, на выгоне, под дождем. Не знаю, что и делать.
Он поднялся.
- Давайте-ка налью вам виски.
- Спасибо, немножко. Задача, конечно, не из легких, - вернулся Тауэрс к разговору о сене. - И даже нельзя написать в газеты и узнать, может быть, кто-нибудь что-то и придумал.
Он пробыл у Дэвидсонов до утра вторника, потом вернулся в Уильямстаун. Несмотря на все старания боцмана и дежурного офицера, команда, что оставалась в порту, начала разлагаться. Два матроса не вернулись из отпуска, об одном говорили, будто он убит в уличной драке, но правда ли это - не доказано. Одиннадцать матросов вернулись из отпуска пьяными, надо их проучить, а капитан понятия не имел, какая тут возможна кара. Не пускать больше на берег, когда на борту людям делать нечего, а впереди всего-то недели две - разве не бессмыслица? Тауэрс решил подержать провинившихся на гауптвахте, пока они не протрезвеют, а сам он не подыщет какой-то выход; потом велел привести их и выстроить на юте.