Воскресным утром вагон дачного поезда доставил шефов и подшефных моряков в дачную местность. Яркая зелень и прозрачный воздух невольно настраивали на лирический лад, и вскоре на лужайке молодежь в тесном кругу запела задорную комсомольскую песню. Затем вслед за штурманским электриком Сергеем Мамонтовым все дружно подхватили:
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов...
Пели долго, а когда устали петь, затеяли игру в "третий лишний". На лужайке звучали смех и шутки Время бежало незаметно и весело...
- Военнослужащим немедленно возвратиться в части и на корабли! неожиданно раздался голос запыхавшегося от быстрого бега краснофлотца.
Не останавливаясь, краснофлотец побежал дальше, выкрикивая те же слова, предупреждая воинов, которых сегодня здесь среди отдыхающих было немало.
Ох, как не хотелось уходить! Но дисциплина обязывала. Извинились перед Девушками, быстро попрощались с ними и бегом направились на перрон, куда подходил владивостокский поезд.
Некоторые на бегу делились замечаниями и обидами:
- Снова какое-нибудь учение проводится!
- Добро, кому по тревоге в море выходить, а нам только для того и бежать, чтобы сумку противогаза через плечо повесить!
-С девушками познакомиться некогда!
- Такое воскресенье испортили!
- Братцы, труды пропадают, зачем только чистились да гладились! Зря старались!
Мичман Илья Дмитриевич Дорофеев бежал вместе со всеми, оставив на лужайке жену с шефами. Ему трудно было поспевать за молодежью, мучила одышка, и он молча выслушивал насмешливые реплики. "Молодо-зелено. Вот прибудем в базу, придется поговорить с ними о дисциплине",- твердо решил боцман.
В переполненном вагоне было тихо, как при большом несчастье. Невольно и вбежавшие в вагон моряки поддались общему настроению, прекратили разговоры и только тяжело дышали. Но вот кто-то заговорил о последних событиях. Они ошеломили своей неожиданностью. До сознания доходили лишь бессвязные обрывки фраз.
Нападение... бомбардировки... Германия... фашисты... Гитлер... война...
- Сволочи, - громко сказал Дорофеев, - гады!.. Теперь и здесь можно ждать пакостей.
От вокзала к казарме добирались попутными автомашинами. Город жил своей обычной жизнью. Как всегда, поблескивала красавица бухта, лентой тянулась Ленинская улица со знакомыми до мелочей зданиями. И все же за эти несколько часов что-то неуловимое вошло в ритм жизни города. Он стал как бы суровее и строже. На улицах не видно военных. Несмотря на воскресенье, к военкоматам тянутся вереницы людей; среди них есть и те, кто достраивал нашу лодку.
Возмущение фашистским вероломством, любовь к Родине, беспокойство за ее судьбы у судостроителей, краснофлотцев, старшин и командиров лодки проявились в стремлении быстрее достроить, испытать и ввести в строй новый боевой корабль. По окончании своей смены люди оставались в заводских цехах и на строительной площадке, чтобы сделать как можно больше. Не хотел быть в долгу и личный состав подводной лодки. Моряки часть работ по достройке взяли на себя.
Похудевший, осунувшийся, но всегда деятельный и бодрый, Владимир Игнатьевич Судоргин успевает бывать всюду, где нужны его опыт и знания. При этом все он делает спокойно и как-то незаметно. Непонятно, где и когда он отдыхает, но каждая смена считает, что инженер работает с нею.
Когда электросварщики закончили крепление листов надстройки и ограждения рубки, корпус подводной лодки предстал в окончательном виде. Подводный корабль красив и грозен.
Самоотверженный труд людей принес успех. Заметно впереди графика идет монтаж дизелей, главных электромоторов и других механизмов, часть из которых проходит заводские испытания.
Когда я возвратился из командировки, лодка готовилась к своему первому выходу в море. Команда была уже полностью укомплектована. Но главное - люди стали заметно серьезнее. Война взвалила на плечи каждого огромную личную ответственность независимо от возраста, вот и пришлось нашей молодежи стать не по летам взрослой.
Я не уставал любоваться своей подводной лодкой. Она была уже совсем готова. Ласкали глаз гладко "зализанные" для обтекаемости легкий корпус, надстройка и ограждение рубки. Сопротивление воде они окажут небольшое, и скорость хода от этого несколько повысится. Очень тщательно продумана схема размещения механизмов внутри лодки - их сравнительно легко будет обслуживать. А верхняя палуба? Это ведь мечта подводника! Широкая, ровная. Плясать можно. При этом не металлическая, а из красивого, правда, дорогого тика. Дерево это тяжелее воды, и в случае повреждений палубы при бомбежке куски дерева всплыть на поверхность моря не могут. Следовательно, врагу будет труднее определить местонахождение лодки. Казалось бы, плавай да радуйся, но не тут-то было. Чтобы сохранить эту палубу, пришлось выдержать "смертный бой" с военными химиками. Они требовали снять ее и заменить стальной, так как в случае попадания на нее стойких отравляющих веществ деревянные части труднее будет дегазировать, чем металл. Напрасно я горячо доказывал, что от самолетов противника обязательно будем погружаться, воевать собираемся под водой, а там для нас не только химия, но и сам черт не страшен. Доводы мои их не убедили. Хорошо, что вовремя подоспела помощь в лице командира дивизиона. Палубу мы отстояли, но уважение химической службы потеряли надолго... Ее представители ушли, ворча себе что-то под нос и пророча мне мучительную смерть от нарывов. "Мрачные личности!" - прошептал им вслед мой единомышленник боцман.
Готовимся к самому ответственному в заводских испытаниях моменту пробному погружению. Этим, кроме герметичности, проверяется остойчивость лодки под водой, ее балластировка и нагрузка.
Если бы на окнах не было затемнения, можно было бы видеть, как поздно горит свет в кабинете начальника конструкторского бюро Соловьева. Вместе с инженером-конструктором Людмилой Васильевной Калачевой он еще и еще раз проверяет все расчеты. Одновременно на лодке инженер-капитан-лейтенант Михаил Исидорович Шаповалов, главстаршина Константин Рыбаков и все краснофлотцы электромеханической боевой части тщательно осматривают каждый забортный клапан.
В бухте лодка приняла главный балласт, ушла под воду и приступила к дифферентовке. Корпус герметичен, в нагрузке просчетов нет. Приводим лодку в такое положение, когда она как бы "висит" на перископе. В момент такого равновесия стоит только опустить перископ, то есть уменьшить на несколько десятков килограммов вес вытесняемой кораблем воды, как вся махина весом более тысячи тонн начнет погружаться. Поднимешь перископ, и лодка начинает всплывать. На бльшую точность трудно и рассчитывать.
Подводное кренование продолжалось несколько часов и потребовало от экипажа и особенно от командира электромеханической боевой части и группы трюмных большого напряжения сил. Ведь пока идут испытания, ни всплывать на поверхность, ни ложиться на грунт не разрешается. Задача нелегкая, если учесть, что ход дать нельзя, а глубина не превышает пятнадцати метров Рабочим и инженерам приходится перемещаться по отсекам И это влечет за собой бесконечные поддифферентовки, для которых используется сжатый воздух.
Пока лодка шла под перископом, я находился в боевой рубке, следил за поверхностью воды в бухте и одновременно за Плавучестью лодки. Центральный пост был целиком отдан "на откуп" механику. Он там священнодействовал вместе с Рыбаковым и его группой трюмных. Кроме дифферентовки и кренования, на чем было сосредоточено основное внимание, им приходилось отвлекаться и на другие дела. В центральный пост поступали все доклады о просачивании воды внутрь прочного корпуса, о работе механизмов во всех отсеках, о передвижении людей по лодке. На все нужно было успеть отреагировать, о самом необходимом хотя бы кратко, но точно записать. Справились мы с задачей неплохо, особенно, если учесть, что это было первое наше погружение.