Из-за разницы покрытия машину швырнуло, я занервничал и совершил ошибку. Такую тупую, что не позволил бы себе создать подобную ситуацию даже в самом худшем своём романе. Но жизнь порой хуже. В сотни раз хуже. И я понял, что перепутал педали газа и тормоза, когда из-под шин полетели камни и неожиданно из темноты с сумасшедшей скоростью навстречу выскочило дерево.
Я даже успел дёрнуть руль. Даже успел выматериться и запомнить, что именно в этот момент выронил телефон. Но всё это была уже ненужная информация.
Удар пришёлся на пассажирскую сторону машины. Зашипели, надуваясь, воздушные подушки. Ремень безопасности врезался в грудь. Голова ушла вперёд, жёстко ткнувшись лицом в парашютную ткань, но уже в следующее мгновенье по инерции ушла назад. Недалеко. Звезданулась о спинку...
И свет погас.
Пип! Пип! Пип! Пи-и-и-и-и...
Глава 13. ВП
- Леонид Юрьевич, - спокойный мужской голос где-то далеко-далеко. - Леонид Юрьевич, вы слышите меня? - Уже ближе. До того как я успел подумать, что умер. - Леонид Юрьевич? - мою руку сжала тёплая сухая ладонь, и мысль о боге, рае, аде, хоть и окуклилась противной гусеницей, так из моего вялого мозга лёгкой бабочкой не выпорхнула. Я - жив.
И я дёрнулся и попытался открыть глаза.
- Тихо тихо тихо, - придавила меня за плечо всё та же ласковая, но сильная рука. - Не пытайтесь пока вставать. Но главное - открывать глаза, - в голосе, до этого ободряющем, теперь послышались властные жёсткие нотки. - Послушайте меня, - скрипнула кровать под невидимым собеседником, когда он сел на край. - И послушайте очень внимательно. Меня зовут Анатолий Владимирович. Я ваш лечащий врач. И как у вашего врача, - вещал он, пока я ощупывал жёсткий корсет на шее и плотную повязку на глазах, - у меня для вас две новости.
- Начинайте с плохой, - я удивился, что голос в принципе прозвучал как обычно. Даже обыденно. Словно не так долго я и молчал. Не пришлось даже прокашливаться.
- У вас сотрясение мозга, - проговорил доктор также обыденно. - И как следствие травмы - кровоизлияние в область глазных яблок, отслоение сетчатки, нарушение сосудистой оболочки и повреждение зрительного нерва.
- Я ослеп? - конечно, я спросил с надеждой, что он скажет: нет! Конечно, нет! И затаил дыхание, стараясь не подать вида, что другого ответа я не жду, не выдержу, не приемлю.
Но он молчал. Потом прочистил горло, хотя вот сейчас это точно было лишнее и звучало подозрительно. И только потом, когда я уже едва сдерживал проклятья, которыми хотел разразиться, если он ещё раз кашлянет, доктор не произнёс, изрёк:
- Процесс восстановления медленный, Леонид Юрьевич. И потребует от вас больших усилий и дисциплины.
- Твою мать, я буду видеть? - снова дёрнулся я. И снова получил ободряющее похлопывание по руке.
- При благоприятном исходе. С божьей помощью.
- Док, - не выдержал я. И, схватив его бездушную руку, сжал так, что кости хрустнули. - Я. Буду? Видеть?
- Будет ясно не раньше, чем через месяц-два, - пытался вырваться из моих тисков доктор. - Если всё пойдёт хорошо. Если вы будете соблюдать все рекомендации.
Но, разжав пальцы, его равнодушному голосу палача я уже не внимал. Месяц? Два?!
Я слышал, как ресницы на подрагивающих веках шуршат о повязку. Чувствовал, как в оба глаза словно налили свинца - такая тяжесть. И пытался осознать, постичь, объять воспалённым мозгом всю глубину сказанного... и не мог. Не мог себе представить, что один день, не то что месяц или два я не смогу ничего видеть. Я же визуал. Закостенелый. Стопроцентный. Я даже собственный текст воспринимаю только на глаз. Я должен видеть, что пишу, видеть, что читаю. Каждую запятую, пробел, красную строку.
И эта была первая мысль - о работе. Да что там о работе, я по сути своей, по состоянию души прежде всего писатель. И только потом я подумал, что ведь не то что писáть, я теперь даже пúсать, то есть в унитаз струёй попасть не смогу.
Нет, я не мог представить, как буду жить без глаз. И мозг, так и не переварив эту информацию, забуксовал, замешкался, виновато смутился и послушно отключился. В тщетной надежде проснуться нормальным. Надеюсь, с твёрдым намерением всё исправить.
Глава 14. Софья
Два дня работы в «женском клубе» я следила за новостями, но, к счастью, ничего особенного в сеть и прессу с фуршета Данилова не просочилось. Так, мелькнуло упоминание, что вышел незначительный инцидент между Даниловым и одним из гостей, но в каком-то не самом скандальном свете. Фото нет, видео нет, значит, не было. Так оно и утонуло навсегда в обсуждениях.
Его явлению к бывшей жене в «Митридат» отвели намного больше места. Но и там он всех разочаровал. Ни прежнего пыла, ни ярости. Подсвечники, как после выхода первой её книги, в зеркала не кидал. На Андриевского как раненый тигр не бросался. Посуду не бил. И хотя все заметили и сбитые костяшки, и хромоту, блогеры остались разочарованы, что подрался он где-то у себя, куда прессу не пустили (одно дежурное скучненькое интервью для центрального канала), а место «Музы», вместо того, чтобы явить миру очередную эффектную красотку - хотя бы назло жене - обозначил вакантным. «Поблёк. Полинял. Скис», - не скупились в выражениях журналисты и коллеги-писаки. «А может просто вырос, возмужал, переболел и плевать хотел на ваше мнение?» - возмущалась я. Как он вообще с этим живёт? Когда толпы незнакомых, неблизких, неизвестных людей выливают на тебя тонны грязи и считают себя правыми.