Я даже про Дрима меньше думала. Да и о чём думать? Пусть трахает свою Наташку, растит дочь, платит ипотеку. Он со мной встреч не искал, не писал, не звонил, больше не ждал после смены. А я... я работала, искала работу и читала Данилова. Я даже про Агранского забыла. Говорили, он и правда улетел по делам. Говорили даже, что собирается продавать ресторан. Но какое мне было дело до этих разговоров - я дорабатывала здесь последние дни. И у меня были дела поважнее.
В первое же свободное утро я рванула в больницу.
Волновалась, аж руки тряслись. Даже больше, чем в первый раз. Даже больше, чем на экзаменах. На неверных ногах поднялась на нужный этаж. И... застала в палате девушку в больничной униформе, перестилающую постельное бельё на его пустой кровати.
- Так уехал он, - пожала она плечами на мой вопрос.
- Как? Куда? - пол качнулся у меня под ногами, и я без сил рухнула на стул.
- Домой. Вот, - видимо, произвело на неё впечатление выражение вселенской скорби на моём лице. Искреннее, между прочим. (Как? Где я теперь его найду? Мы же с ним как два параллельных курса по отношению к рублю. Только я иранский риал, а он кувейтский динар. Один к ста сорока тысячам). Порывшись в кармане, она протянула мне огрызок бумажки. - Я ему такси вызывала. Это же вы к нему приезжали с цветами?
- Часы, - засомневалась я. Цветы мог принести кто угодно. - Я ему часы, его часы привозила. И пиджак.
- Да, часы. А он вас так ждал. И ваш букет всё хранил, выкидывать даже засохший запрещал. Но у нас такую антисанитарию нельзя, сами понимаете, больница, - улыбнулась она мне так, словно я была какой-то святой. Избранной. Мне даже стыдно стало, что я принесла чужие цветы. И это не укладывалось у меня в голове: Данилов? Ждал? Меня?
Очнувшись, я уставилась в записку. И не могла поверить в такую удачу. Адрес. Там написан адрес.
- Что же вы раньше не пришли?
- Я?! - по-дурацки переспросила я.
- Так больше к нему никто и не приезжал. Только бывшая жена, - сморщилась она презрительно, - Да этот, - и она скривилась ещё больше, - лысый.
И я вдруг поняла, что обязательно просто катастрофически категорично должна увидеться с Даниловым. Мне же его про Анисьева и бывшую жену надо предупредить.
Глава 20. Софья
- Я... уезжала, - зачем-то соврала я. Но «работала» показалось мне таким неубедительным оправданием перед этой доброй девушкой. Подскочив, я попятилась к двери. - Но я заеду. Обязательно к нему заеду, - прижала я к груди бумажный клочок. - Спасибо!
«Вот только уже никак не сегодня, - забила я, стоя на больничном дворе в программу заказа такси адрес. - Ох, ни хрена себе! - сразили меня наповал и километраж, и время в пути, и цена. - Далеко же ты забрался, господин Великий Писатель. Где же я столько ресурсов возьму? Разве что только когда уйду с ресторана».
Вдохновлённая этой мыслью, я обвела кружком день в календаре, когда должна получить расчёт. И как-то незаметно на автопилоте до него доработала.
Вот только про Агранского забыла зря.
Явилась с утра пораньше, но даже весь обходной лист подписать не успела. Как раз собралась отдать завхозу форму, как мне велели незамедлительно явиться к Самому.
- Соня, Сонечка, девочка моя, - ходил по кабинету Агранский, размахивая своими длинными и увешенными ремешками руками. Я сидела, потупив глаза, и больше рассматривала носки кроссовок, чем его загоревшее лицо с белым следом на щеке, что остался от моей царапины, пока он разорялся. - Ты что и правда думаешь, что можешь просто так уйти?
- Вы не имеете права меня удерживать. Я написала заявление по собственному желанию. И отработала положенные две недели.
- Слушай, давай начистоту, - остановился он напротив, а потом рухнул как подкошенный, то есть просто сел передо мной на ковёр, скрестив ноги. - Ты собиралась заявлять на меня в полицию?
- А надо было? - как-то подташнивало меня, то ли от голода, то ли от усталости, то ли от дурных воспоминаний, глядя в его синие глазищи.
- Да. Да, чёрт побери, надо было проучить меня, дебила. Потаскать по судам. Потрепать нервы. Пополоскать моё имя в прессе.
- Зачем? - не понимала я он шутит или издевается.
- Затем, что я реально съехал с катушек, Сонь. Мне вообще пить нельзя, а тут всё это навалилось. Я почти не просыхал. А ты, - он задумчиво поскрёб небритый подбородок. - Не умею я красиво говорить. Но это было похоже на наваждение. На одержимость. На какое-то больное навязчивое желание, - он прикусил нижнюю губу и нахмурился, словно остановился у камня, где «Направо пойдёшь - пилюлей получишь, налево - пилюлей получишь, а долго будешь думать - прямо здесь пилюлей получишь».