– Да ладно, шучу! Я парень весёлый, покладистый. Мне бы поржать. Отверни рыло, кому сказал.
– Так это… не услышал я твоего имени, подруга. Ещё раз спрошу, не ответишь – пожалеешь, что родилась. Ну же, повторить...
– Ирина, – заикаясь, дрожа всем телом, прошептала девочка.
– Громче!
– Ира.
– Ирочка… с очень мокрой дырочкой. Два раза повторять не собираюсь. Вопрос – ответ, усекла! Ничего, за неделю обломаем. Еж – птица гордая, не пнёшь – не полетит. Будешь послушной – не обидим.
Лиза начала нетерпеливо дёргать меня за руку, чувствуя горячее продолжение (северяне часто сталкиваются с хамским поведением сидельцев). Её лицо налилось кровью и страхом, глаза округлились.
Публика, демонстративно отвернувшись, уставилась в окна.
Сидельцы уже не таились, почувствовав силу, увидели сковавший сопротивление страх.
Воздух был до отказа наполнен сгустками чёрной энергии.
Шрам, это тот, у которого щека разрублена, нахально расстегнул верхнюю пуговицу на пальто пигалицы и запустил татуированную пятерню запазуху.
Ирина еле слышно пискнула, затаила дыхание, закрыв глаза, сжалась в комок.
Лицо девочки парализовано, искажено смертельным ужасом.
– А чё, братан, нормальные сиськи… любимый размер. Не боись, жить будешь. Недельку поиграем и отпустим. Да, Пьеро?
Тот довольно осклабился в щербатой улыбке, больше похожей на оскал и загоготал.
– Чур, я первый. Люблю целину пахать и упаковки распечатывать. Тебе, подруга, понравится. У меня на головке семь штук шаров. Для тебя старался, родная, чтобы удовольствие получила на полную катушку. Не пожалеешь. Да не млей ты, поначалу все не хотят. Потом понравится – за уши не оттащишь.
Урки, уверовав в безнаказанность, начали наглеть, не стесняясь никого и ничего.
У меня поджилки дрожали, руки-ноги тряслись. По телу противно ползали полчища мурашек, голова раскалывалась от напряжения, от которого я не видел избавления. К горлу подступала тошнота.
В ушах звенело. Никаких мыслей, кроме желания, чтобы это всё оказалось иллюзией, не было.
Девушку было невыносимо жалко. Представляю, что происходило с ней, если у меня начался приступ паники.
На каком-то очередном бесцеремонном коленце обнаглевшей в конец парочки меня переклинило: страх за Иришку пересилил ужас, сковавший липкими оковами, заставил влезть между Шрамом и девушкой.
Пьеро мгновенно, словно из воздуха, ловко материализовал внушительного размера нож, прижал к моему глазу, ощерился, теперь уже угрожая реально.
Шрам попытался ударить меня коленом в пах, но промазал. Пьеро отдёрнул нож, боясь видимо применять его в автобусе.
Кто знает, чем он руководствовался, но убрал лезвие и замешкался, а я, больше от испуга, чем в приступе храбрости, врезал ему головой в нос.
Пьеро заверещал, схватившись за лицо свободной рукой, хрустнуло-то прилично, хорошо было слышно.
Шрам пытался дотянуться до меня, однако теснота мешала ему реализовать задуманное быстро.
Женщин моментально прорвало: они начали голосить, требуя мужиков вмешаться, а водителя – немедленно остановить автобус.
Лиза тем временем, увидев расклад сил не в мою пользу, да ещё нож, вцепилась зубами в запястье руки Пьеро, ту, в которой была заточка.
Бандюган заорал, выронил оружие. Кто-то ногой оттолкнул страшный предмет подальше. Кровища из носа урки хлестала фонтаном, ему было не до сопротивления.
Шрам, не сумев ударить без замаха, натянул шапку на глаза Лизе и влепил хлесткую пощёчину.
Подруга, намеренно, либо нет, попала коленом в самое чувствительное место одичавшего мерзавца. Но важнее было то, что автобус остановился.
Мужики начали заворачивать Пьеро руки, выталкивать из салона второго бандита.
Агрессивность сидельцев моментально испарилась.