Нацистов его поведение явно озадачило: не этого ждали они от Михайло. И Шульц, придя к Карранти, во время их разговора держался очень настороженно.
Ознакомившись с показаниями арестованного, Карранти авторитетно заявил, что все они совпадают с истиной.
— А вы уверены, господин Карранти, что этот субъект и есть Михайло? — спросил Шульц.
— Вы думаете, что я вас обманываю? — с угрозой произнес Карранти.
— О, нет… Но вы могли ошибиться…
— Вы прекрасно понимаете, что ошибиться я не мог. Я хорошо знаю Михайло. Это он.
— Я что-то не таким его себе представлял, — с сомнением покачал головой Шульц. — Удивительней всего, что он считает борьбу партизан проигранной!.. И это в то время, когда русская армия одерживает на востоке победы!.. — Шульц спохватился и прибавил: — Временные, конечно, мы еще отбросим их далеко назад…
— А почему вы думаете, что Михайло этого не чувствует?
— Потому, что все русские — фанатики… Они и дерутся, как фанатики. И Михайло не сдался бы живым в наши руки. — Шульц помолчал. — Да вы посмотрите только ему в глаза. Это же глаза преступника, а не героя!
Карранти улыбнулся:
— А разве для вас он не преступник?
— Н-ну… преступник.
— Поэтому-то его глаза и не нравятся вам.
— Но я умею быть объективным…
— Нет, вы не хотите быть объективным! — возразил Карранти. — А с точки зрения городской черни, он — герой, и у него красивые черные глаза…
Разговор Шульца и Беннета напоминал своеобразный торг: Беннет пытался всучить подгнивший товар начальнику гестапо, а тот колебался: стоит ли ему платить за этот товар ту высокую цену, которая была установлена немцами, или разумней отказаться от него.
— Меня интересует еще один вопрос, — закуривая и предлагая сигарету Карранти, заговорил Шульц, — каким образом Мазелли встретился с Михайло?
— Мазелли?..
— Да, Мазелли… Меня смущает все это потому, что Мазелли… гм… наш агент.
— А что на этот вопрос ответил вам арестованный? — ничем не выдав своего удивления, спросил Карранти.
— Ответил странно… Будто бы партизаны получали от Мазелли необходимые сведения…
— Что ж в этом странного?
— Странно то, что покойный Мазелли работал на партизан…
— А вы уверены, что он на них не работал?
— Абсолютно уверен.
— Основания?..
— Он лично выдавал нам агентов партизан.
— Об этом знали партизаны?
— О том, что их агенты схвачены гестапо?
— Нет, о том, что их агентов выдает в Триесте Мазелли?
— Не знаю.
— Так вот: если бы партизаны знали, что Мазелли выдает их агентов, то его давно не было бы в живых… Постойте-ка… Мы, кажется, напали на верный след… Ну конечно! Партизаны могли узнать, что Мазелли ведет двойную игру, и решили покончить с ним. Вы же знаете, как они поступают с изменниками.
— Да вы что, серьезно думаете, что Мазелли действовал заодно с партизанами под самым моим носом?
— А почему бы и нет?.. Старик, видимо, работал чисто… — Недоверие, однако, не исчезло с лица Шульца и тогда, когда Карранти, подойдя к нему, тихо сказал:
— Мне приходится открыть вам один секрет… Мазелли вел тайную игру!..
— Какую еще? — выкрикнул Шульц. Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку.
— Вы, конечно, не могли знать, что Мазелли является резидентом американской разведки в Триесте.
— Этого не может быть!
— Может. А иначе как бы я очутился у него?.. Вы над этим не подумали?..
— Черт возьми! Подождите-ка: а он знал, что партизаны ищут вас?
— Наверное, знал.
— Но почему же, в таком случае, он не сообщил партизанам, что вы находитесь у него?
— Не знаю… Видимо, по той простой причине, что он лично отвечал за мою жизнь. Ведь он работал и на нас…
— А вы догадывались, что он связан с партизанами?..
— Кое-какие догадки, конечно, были. Но старик умел заметать следы.
Шульц задумался. Доводы у Карранти были веские. Да и не станет же он обманывать их! Разве не он выдал им Марту Кобыль, Николича и многих других агентов партизан?
Это опытный разведчик, на него можно положиться. Надо будет, кстати, допытаться у Михайло, почему он убил Мазелли? Пока он отвечал на этот вопрос путано.
— М-да… — Шульц пожал плечами, — вое подозрительно совпадает!
— А почему это вас так расстраивает?
— Почему?.. Видите ли, мне в этом городе многих приходилось допрашивать. Но даже под пытками они не выдавали своих сообщников. Они подыхали молча. И самым бесстрашным считался у них Михайло. И вдруг он взял да и раскрыл нам все свои карты.