Девочка подбежала к ней:
- Что, бабушка?
- Прочти-ка, что тут написано, - попросила биби.
Девочка взглянула на книгу:
- Это Горький, бабушка, - объяснила она. - Книжка очень большая, а мне еще в школу…
- Ты прочти только то, что вот тут, сбоку написано.
И девочка прочла:
- «Восславим женщину-мать, чья любовь не знает преград, чьей грудью накормлен весь мир. Все прекрасное в человеке от лучей солнца и от молока матери, - вот что насыщает и нас любовью к жизни. М. Горький».
Биби не все поняла в скороговорке девочки, но почувствовала, что это хорошие слова.
Она взяла книгу и тихо шепнула:
- Спасибо!
И нельзя было понять, кого она благодарила: девочку, Сашу или Горького.
Из репродуктора, висящего на столбе, послышался спокойный голос диктора, оповещавшего весь мир о новой победе, об освобождении новых городов.
Вскинув голову, смотрела старушка перед собой, на свой родной город, и казалось ей, что это не город, а живой человек, богатырь, у которого сильные рабочие руки, умное суровое лицо и кристально чистое сердце, как у ее Мехти…
Как-то утром Ферреро вышел из штабной палатки. Каково же были его изумление и радость, когда он лицом к лицу столкнулся с Мехти. Тот стоял перед ним, как всегда, в свитере, чисто выбритый, с мокрыми, гладко зачесанными назад волосами.
Мехти рассказал, что ему пришлось гостить в селе, занятом нацистами, у самого Шульца.
А случилось это так.
После того как Мехти, чуть не чудом, выбрался из глубокого оврага, он отправился к связной, где была припрятана его одежда. Там снял немецкую форму, переоделся в темный поношенный костюм и белую рубашку с отложным широким воротником не первой свежести. Хозяйка посоветовала Мехти быть осторожным: ночью сюда заходили немцы, видно искали кого-то… Мехти тепло поблагодарил ее и ушел.
В дороге он был очень осмотрителен; расспрашивал местных жителей, сочувствующих партизанам, были ли у них немцы, и если были, то в каком направлении ушли. Однако немцев никто не видел. Как потом оказалось, гитлеровцам удалось глубокой ночью тайно пробраться в горы, где они заняли несколько сел и перекрыли все дороги. Это был план Карранти. Он лично консультировал Шульца, как незаметней провести операцию…
Обо всем этом Мехти ничего не знал.
Он поднимался по склону горы. С гор тянуло утренней прохладой. В ближнем селе тревожно мычала корова, которую почему-то не выгоняли пастись, блеяли козы. В другое время Мехти почуял бы во всем этом неладное. Но сейчас обычная настороженность изменила ему. Он мог думать только об одном: об Анжелике, о Васе… Лицо Анжелики, как живое, стояло у него перед глазами. Она смотрела на Мехти с укоризной, словно спрашивала: «Что же, вы так и оставите меня в лапах у палачей? Разве я мало для всех вас сделала?..» Мехти припомнил, как весело бегала она с Васей по горным склонам, любовалась расцветшими деревьями… Добрая, юная, мужественная Анжелика!.. Даже в самую горькую, трудную минуту своей жизни она думала о том, как выполнить долг перед товарищами. И она сумела сообщить им, когда начнется сеанс. Почему же они не выбежали навстречу фашистам, не отняли у них Анжелику? Нет, они ничего не могли бы сделать… Ничего… И только провалили бы задание. Анжелика!.. В чем же ты сплоховала?.. Ведь ты ловка и находчива; и сколько раз обводила немцев вокруг пальца! И документ у тебя был настоящий… Как же ты попалась?.. Ах да, Карранти! Это он всадил тебе нож в спину!..
Тревожно, неспокойно было на душе у Мехти. Он чувствовал себя так, будто его долго жестоко били… И не сосчитать - сколько уже ударов приняло его сердце!
Мехти шел по направлению к Плаве. Привычно сворачивал с одной тропинки на другую и ничего не видел перед собой. Может, следовало бы выбрать другую дорогу, побезопасней. Но Мехти не терпелось узнать, что с Васей: Вася непременно должен был пройти через Плаву. Как-то у него нога?.. Дошел ли он до своих?..
Там, где тропа становилась совсем узкой и ели росли гуще, Мехти окликнули по-немецки:
- Стой! Руки вверх!
Не успел Мехти опомниться, как его окружили гитлеровцы. Сопротивляться было бессмысленно.
В Плаве было полно фашистов. Идя под конвоем гитлеровцев мимо домов, Мехти незаметно поглядывал на окна: не покажется ли хоть одно знакомое лицо? Но все окна были наглухо забиты. Мехти не встретил никого из знакомых. Может, это и к лучшему: крестьяне встревожились бы, увидев его схваченным, и это могло выдать его.
Конвоиры Мехти остановились у дома, который охранялся эсэсовцами. В этом доме жила прежде Лидия Планичка, и Мехти часто приходилось бывать здесь. А теперь дом занят, наверно, под немецкий штаб. Да, так и есть. Мехти провели через одну из комнат в другую, и он очутился перед фон Шульцем.