- Вполне возможно, - покладисто, даже слишком покладисто согласился с ним Маслов и, вытащив из-под следующего листа книги небольшую стопку бумаг, принялся перебирать их, отыскивая нужный: - Я сделал копии картинок, - пояснил он, вытаскивая нужный листок: - Вот, посмотрите, это следующий эпизод.
Первое, что бросилось в глаза Павлу Викторовичу, было Солнце. Светило, первые две картинки, хранившее добродушное выражение лица, теперь гневно скалилось на происходящее внизу. И, присмотревшись, он понял отчего.
Городок, чьи аккуратные домики были хорошо различимы вначале, сейчас представлял собой жалкое зрелище. Дымящиеся обломки, одинокие зубья печных труб и трупы, схематично, словно автору было неприятно их вырисовывать, всё это однозначно указывало на произошедшую здесь, и совсем недавно - кое-где художник изобразил огоньки пламени, трагедию.
Переместив взгляд в центр, Павел Викторович увидел и виновников.
Тройка воинов, облачённых в странные, производящие отталкивающее впечатление, доспехи, стояла напротив неизменно занимавших центральную часть рисунка, колонн, как и на предыдущем изображении, соединённых меж собой дрожащими нитями. Ещё двое находились чуть в стороне - один, склонив увенчанную высоким и каким-то ребристым шлемом, в сторону лежащего на земле человека, замахивался многохвостой плёткой, в то время как другой, подняв к плечу на манер ружья ребристую, как и шлем палку, на дальнем конце которой красовался широкий и изогнутый тесак, угрожал сбившимся с самым испуганным выражением лиц в кучку людям.
Чем дольше директор рассматривал воинов, тем сильнее в его душе поднималось подспудное желание отвести взгляд от запечатлённых на пергаменте фигурок. Всё, каждая старательно изображённая деталь их боевого облачения была одновременно и чужда, и странным образом естественна земной культуре.
Так, например, высокие, в три головы, шлемы, наводили на образ паяца Пьеро, разве что были квадратными и имели на своих острых кончиках не помпон, а клок не то волос, не то перьев, игравший роль плюмажа. Торс, этих тонких и как-то болезненно стройных воинов, был заключён в такую же, как и голова, квадратную в сечении броню, сильно по своему виду напоминавшую римскую лорику - так же составленную из отдельных, наползавших один на другой, броневых сегментов. Конечности же, что руки, что ноги, продолжали общий стиль, мысленно, неосознанно, названый Павлом Викторовичем, квадратно-римским, вот только что локти воинов, что колени окаймлялись парой торчащими из соседних частей брони узкими лезвиями, позволявшими, и это Откусов понял сразу, удобно наносить разящие удары назад и вниз, не говоря уже об атаках ногами. Довершали образ широкие, как у самураев, наплечники, загибавшие свои концы вверх наподобие крыш китайских пагод.
По скромному мнению, директора, отслужившего своё ещё при Союзе, подходить к такому бойцу, предварительно не нашпиговав его десятком пуль из верного Калаша, было бы верхом глупости.
- Нападение кочевников? - Предположил директор, прекрасно понимая абсурдность этого варианта - художник, до того мастерски передававший мельчайшие детали, несомненно изобразил бы и лошадей.
- Возможно, - вновь не стал спорить Игорь, подсовывая ему следующий лист: - Вполне возможно, что и кочевники. Вот только не наши.
Город, ещё дымившийся на предыдущей картинке, сейчас представлял собой груду развалин - даже печные трубы, до того возвышавшиеся памятниками былому уюту, сейчас были порушены до основания. Даже Солнце было частично скрыто невесть откуда взявшимися тёмными тучами, избегая смотреть на происходящее внизу.
Странных воинов на картинке было всего два. Один из них, подняв над головой ту самую плётку, торопил колонну пленников, связанных цепочкой. Проследив направление их движения, Павел Викторович едва не вскрикнул - начала печальной цепи видно не было - люди, подчиняясь насилию, двигались в промежуток между колонн, исчезая среди всё тех же нитей. Неизвестный автор, стремясь донести до зрителей происходящее со всеми возможными подробностями, даже изобразил одного из пленников половинкой, ясно давая понять, что вторая часть туловища сокрыта за переплетением тонких линий, соединявших собой каменные громады.
Второй воин, опираясь на свою палку с тесаком, смотрел куда-то вдаль, приложив козырьком ладонь к шлему, отчего его наплечники и налокотники ощетинились, выставив в пространство изогнутые клинки своих краёв.
Там, куда этот воин устремлял свой взгляд, сердце Откусова пропустило удар - там поднимался вверх характерный грибовидный силуэт, быть которому на пергаменте не менее чем двухсотлетней давности никак не полагалось.
- Что это? - С трудом шевеля резко пересохшим языком, выдавил из себя Павел Викторович, а затем, махнув в душе рукой, вытащил из ящика заветную тарелочку. Наполнив пару рюмок он, кивнув мэ-нэ-эсу, торопливо опрокинул эликсир в себя и только закусив идеально дошедшим до нужной кондиции лимоном, перевёл взгляд на Игоря: - Ты это, - наполняя рюмки по второй, показал он глазами на гриб ядерного разрыва: - Объяснить можешь?
- Война, - принимая рюмку коротко ответил тот: - Вторжение и война. Судя по деталям - рисовал явно очевидец, она произошла здесь несколько сотен лет назад. Может двести, может четыреста, а может, - не договорив он махнул рукой: - После произошедшего историю переписали - не то победители, правя её под себя, не то выжившие, стараясь забыть о случившимся. Так что точнее сказать сложно - даже язык, на котором написана книга, сейчас неизвестен.
- Как это - неизвестен? - Проведя пальцем по заполненными красивой восточной вязью строкам, он недоумённо посмотрел на Маслова: - Это же арабский, верно?
- Очень похоже, но нет. - Покачал головой тот: - Я передавал образцы текста в Москву, своим знакомым по интернету - увы, - он с сожалением развёл руками: - Прочитать это невозможно. Похоже на арабский - да. Но только похоже. Ничего общего. Кроме внешнего вида, - торопливо поправился он.
- А какой?
- Неизвестно. Но я сумел определить место, где всё это происходило.
- Хм... И как?
- Тут, - Игорь ласково погладил фолиант: - В самом конце, есть карта. Я перевёл её на кальку и принялся искать.
- Нашёл? - Ощущая во рту неприятный привкус, выдавил из себя Откусов.
- Да, Павел Викторович, - кивнул тот: - Здесь это было. В Тобольске. Смотрите, - наложив на современную, несомненно скачанную с Гугл Мэпс карту полупрозрачный лист тонкой бумаги, он пригладил его рукой и молча показал результат.
- Русло, конечно, за прошедшее время малость ушло в сторону, - принялся давать пояснения Маслов, но господин директор его не слушал - то место, где на кальке были обозначены непонятные колонны, являвшиеся центром увиденного им комикса, было слишком ему хорошо знакомо - здесь и сейчас раскинул свои корпуса его институт. От неприятных мыслей - осознавать, что ты, день за днем, ходишь по месту былой кровавой драмы было неприятно, его отвлекли знакомые слова, произнесённые говорившим всё это время, мэ-нэ-эсом.
- Погоди, Игорёк, - приподнял руку Павел Викторович, прося того замолчать: - Ты сказал - Тартария?
- Великая Тартария, - закивал тот: - Все факты говорят, что тут, - он обвёл рукой пространство вокруг себя: - Некогда была столица Великой Тартарии. Поэтому нет ничего удивительного, что Проход, - он постучал всё тем же карандашом по копии рисунка: - Был привезён, ну, или создан, здесь - в столице великой Империи.
- На свою беду.
- Что, простите?
- На свою беду, говорю, был создан. Вот сидели бы себе тихо - можем и мы бы сейчас, Павел Викторович позволил себе хихикнуть: - Были бы не Россиянами, а Тартарцами. Ну да ладно, - коньяк привел его в доброе расположение духа, а рассказ Маслова, вкупе с картинками, был, по-честному, достойным завершением этого трудового дня - игра с папочками, повторявшаяся изо дня в день, успела директору порядком приесться.