– Хорошо, – сказал доктор, положив карту, и наклонился к ней, чтобы посмотреть глаза.
Она почувствовала пряный запах парфюма и улыбнулась.
– Если бы у меня был друг, я бы хотела купить ему такой же одеколон.
– Сядьте прямо и закройте глаза, – сказал он без тени улыбки на лице. – Держите руки вытянутыми прямо перед собой.
Сара сделала так, как он ей велел.
– Теперь разведите руки в стороны.
Как крылья, подумала она, как самолет, летящий в Мэн.
– Дотроньтесь до носа левым указательным пальцем. Теперь правым. Глаза закрыты! Очень хорошо.
Сара чувствовала себя ребенком, которого проверяет школьная медсестра. С закрытыми глазами, ощущая знакомый запах доктора Гудейкера, она была в безопасности. Впервые она пришла к нему, чтобы получить еще одно заключение. Первый доктор из небольшой больницы на другой стороне города сказал, что у нее остеогенная саркома, худшая опухоль из всех возможных. Он предположил, что лечение лишь приблизит неизбежное, но даже при хирургическом вмешательстве у нее останется только десять недель жизни. Он предложил ей поехать в Париж, насладиться любимыми блюдами и попрощаться с людьми, которых она любит. Говоря об этом, он держал ее за руку. Он был пожилым и уважаемым человеком и произносил высокопарные слова, выражая сожаление.
В шоке, думая о Париже и Майке и смерти через десять недель, Сара вернулась домой. Было ли это тем же самым, через что прошла ее мать? Плача, она обратила к ней свои молитвы. Слабая и больная, она нуждалась в услугах приходящей медсестры, за ней стала ухаживать Мэг Фергюсон. Через шесть дней после смертельного приговора Майк уехал в Мэн. Десять дней делясь с Мэг своими страхами, Сара в итоге последовала ее логичному, полному сострадания совету: показаться еще одному специалисту.
Это был луч надежды. Ведь мать жила на маленьком острове и боролась с болезнью в одиночку, но у Сары все будет иначе. Да, ее сын сбежал в Мэн, но ей не хотелось ехать в Париж, и она не должна умереть от опухоли головного мозга. Не должна! Она почти слышала, как мать умоляла ее бороться. Мэг дала Саре координаты доктора Гудейкера, и она позвонила ему…
– Я подумываю о поездке, – сказала она доктору Гудейкеру, отвлекаясь от воспоминаний.
– В самом деле? – спросил он, осматривая ее затылок.
– В Мэн. Навестить своего сына.
– А, – сказал он, ощупывая шрам.
Опухоль примыкала к синусному нерву, бросая вызов хирургическому вмешательству и угрожая Саре парализацией или летальным исходом. Но доктор Гудейкер сотворил чудо: он удалил 99 процентов опухоли. Чтобы проникнуть вовнутрь, он сделал большой надрез в черепе, в форме буквы U, и тот выглядел как широкая улыбка красного цвета.
– Помните, я вам о нем говорила? О Майке? Он уехал в Мэн приблизительно в то время, когда мы с вами познакомились.
– Поехал учиться? – спросил доктор.
– Нет, он уехал к моему отцу.
Сара закрыла глаза, пытаясь подавить обиду. Доктор Гудейкер много значил для нее, но зачем ему знать подробности ее жизни?
– Ну что ж, не вижу причины для отмены поездки. – Он облокотился на низкую тумбочку и впервые за все время визита посмотрел на нее, как на обычного человека, а не как на пациента, предназначенного для изучения и оценки. – А доктора Боусвелла вы не спрашивали?
– Нет, – сказала Сара. – А что, надо?
Доктор Боусвелл была ее онкологом и сыграла важную роль в лечении Сары, но доктор Гудейкер был единственным, кому она доверяла свои надежды и страхи.
– Я скажу Вики, чтобы она с ней связалась, – сказал доктор Гудейкер, делая запись в карте Сары. – Если она не будет возражать, то и я не против.
– Я просто не хочу рецидива, – сказала Сара.
– Я знаю. Мы не можем предсказать… ваша опухоль труднодоступна и довольно агрессивна для крупноклеточной лим… – Он прервал себя на полуслове.
Доктор Гудейкер верил в ум и интуицию Сары, и не было необходимости озвучивать все свои опасения. Она может выжить, а может и нет. Сара знала, насколько рак мучителен: она видела, как умирала ее мать, прикованная к постели на острове Элк. Она видела, как отец практически высох от горя.
– Я хочу повидать сына, – тихо сказала она, сдерживая эмоции. – Хочу съездить домой.
Он кивнул:
– Но будьте осторожны. Если появятся симптомы онемения или покалывания, позвоните мне немедленно.
– Спасибо, – сказала Сара, просияв, как будто выиграла гонку.
– Жду вас через месяц, – строго, как всегда, сказал доктор Гудейкер, собираясь выйти из кабинета.
– Доктор Гудейкер, – остановила его Сара, набравшись смелости. Она никогда не спрашивала его ни о чем личном. – А как ваш отец? – Во время последнего визита она слышала от Вики, что у его отца был сердечный приступ.
– Ему лучше. – Доктор удивленно взглянул на Сару, как будто спрашивая, откуда она узнала об этом. – Но он живет во Флориде, и за ним ухаживает мой старший брат. Он просто ангел! – Губы его растянулись в улыбке, а в глазах светилась любовь.
Сара прекрасно знала, что такое любить на расстоянии, беспокоиться до изнеможения, доверять заботу другому человеку.
– Рада, что у вас такой замечательный брат!
Немного помедлив, доктор вышел, и дверь мягко закрылась за ним.
Оставшись одна, Сара постаралась унять волнение. Упражнения успокаивали ее, поэтому она вытянула руки перед собой, затем развела их в стороны… У Сары никогда не было брата, как у доктора Гудейкера, никогда не было такого ангела в ее жизни. Но она вдруг подумала об Уилле Берке, который обнимал ее на ярмарке и который повезет ее домой. К Майку.
Уилл ехал по длинной дороге, которая шла вверх по Уиндмер-хилл, петляя по дубово-сосновому лесу. Прошлой ночью выпал снег, и ветки низко клонились под его тяжестью. На самом верху взору открывалась широкая, покрытая снегом лужайка, окаймленная самшитами с шапками снега, которые образовывали живую изгородь. Была пятница, полуденное время, и он ехал за Сьюзан.
Шикарный каменный особняк Джулиана стоял с важным видом, затмевая зимний пейзаж. Два старых «феррари» были припаркованы за поворотом, а в гараже виднелся «Порше 356». Уилл припарковал машину, пытаясь подавить досаду на то, что с этим человеком живут Элис и его дочь.
Ожидая Сьюзан, он был удивлен, когда Элис вышла ему навстречу. При виде ее у него перехватило дыхание. Она все еще оставалась самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел: кремовый цвет кожи, голубые миндалевидные глаза, золотистые волосы, стройная женственная фигура. Она шла по снегу в коротких черных сапожках. На ней был надет серый облегающий тренировочный костюм.
– Она попросила передать, что задерживается на несколько минут, – поспешно сказала Элис.
– Нет проблем, – ответил Уилл.
Он вышел из машины и облокотился на дверку. На нем были джинсы и старый зеленый свитер. Морозило, но он поборол порыв предложить Элис кожаную куртку, которая лежала на заднем сиденье.
– У нее участились приступы астмы.
– Почему? Что случилось?
– Ничего особенного. Она доводит себя до приступа только для того, чтобы повлиять на окружающих. Я не обвиняю ее, она многое пережила, но ей необходимо всегда быть в центре внимания.
– Я тоже этого хотел, когда мне было пятнадцать.
– И так продолжается до сих пор, – сухо сказала Элис, пристально глядя на его ботинки.
Это была пара старых ботинок фирмы «Дунхэм», коричневая кожа сильно износилась и потерлась, подметки были недавно заменены. Ему было интересно, помнит ли она, что они были куплены ею в первую зиму их пребывания в Форт-Кромвеле.
– Я хотел сказать о Дне благодарения… – начал Уилл.
Элис резко подняла голову:
– О Дне благодарения? Сьюзан останется с нами. У нас есть планы…
– Постой, – сказал Уилл, поднимая руку.
Боже, простейший разговор становится таким напряженным, любой вопрос обсуждается, как на переговорах! Он не мог удержаться от воспоминаний прошлых лет, когда разговор о Дне благодарения вращался вокруг Фрэда и Джона Алдена, которого он играл в школьной пьесе, и Сьюзан, игравшей странницу, в родительский дом которой они должны были пойти. Они вместе решали, что подавать на ужин: сладкие или тыквенные пирожки или и то и другое.