Да я и не стремлюсь к любви. Сыта по горло. Я вижу почти каждый день, как социальные работники приходят, чтобы вправить нам мозги, прикрывая это всё любовью к детям. Я давно перестала верить их фальшивым улыбкам, словам о том, что, в конце концов, мы будем счастливы, найдём родителей и нас полюбят, как родных детей. Те, что помладше ещё им доверяют, а я и многие другие ребята моего возраста, уже ни на что не надеются. Мы давно поняли, что теперь должны сами строить свою жизнь, не полагаясь на взрослых.
Конечно, за всё время пребывания в этом детдоме, я видела семейные пары, которые действительно готовы были любить воспитанников, как родных. И каждый раз я хотела оказаться частью их семьи, но везло другим детям, а не мне. Будучи несколько раз разочарованной и разбитой, я решила, что не буду частью чьей-либо семьи. Останусь сама по себе. Вот так вот.
Наверное, теперь вы плохого мнения обо мне. Но от своих принципов я не отступлю. Многие, кто это сейчас читает, вряд ли представляет, каково жить без родителей, а я и вовсе их никогда не видела. Возможно, мне даже легче, чем многим моим сверстникам. Большинство из них знали своих родителей и тяжело переживали из-за их смерти. На моей памяти даже был мальчик, который не выдержал горя, сильно заболел. Его несколько дней лихорадило, он бредил, поэтому к нему никого не подпускали. Мне тогда было лет семь, а мальчику 10. Может, тогда я и не особо вникала в происходящее, но всё это в итоге запечатлелось в памяти. После недели серьёзной болезни, мальчик умер.
А что я могу рассказать о родителях? От них остался лишь кулон в виде сердца. Да и то, сердце было расколотым на две части. Несмотря на то, что я ничего о них не помню, я чувствую, что сильно их люблю, как и все любят своих родителей. Я была слишком мала, чтобы знать их, ведь когда я попала к Сыресину, мне не было и года.
Но маленькие радости от этой жизни я всё же получала. Иногда социальные работники устраивали нам экскурсии по разным местам с достопримечательностями и музеями. В такие моменты я почти забывала о том, кем являюсь, мне казалось, что это обычная школьная поездка с классом. Нас каждый день отправляли в школу, как и полагается, но денег у детского дома не так много, чтобы оплатить поездки от класса каждому воспитаннику. Я видела, как работники детдома устало качали головами, поэтому я всегда отказывалась ездить куда-либо с классом, чтобы не доставлять другим проблем.
В нашем детдоме были и такие ребята, чьё одиночество перерастало в итоге в пассивную агрессию. Именно поэтому в детстве меня много задирали и издевались, с каждым разом больше убеждая меня в собственной никчёмности.
- Посмотрите на эту замарашку, - говорила одна из лидеров «военных группировок». – От неё даже святой отец отказался бы. Она и правда одна большая ошибка, - и комната, где меня зажимали в угол, сотрясалась от нервных и злых смешков. Это верно, я всегда считала себя ОШИБКОЙ.
В конце концов, когда мне исполнилось восемь, мне надоели их постоянные насмешки, и я научилась защищаться, потому что помощи ждать приходилось только от себя самой. Я смогла добиться личной независимости и избавиться от надоедливых прилипал. Для этого пришлось учиться самообороне и убеждать себя, что я вовсе не ничтожество, коим меня выставляют. Обретя хоть какую-то самооценку, я смогла давать достойные ответы на их оскорбления, тем самым став грозой всех хулиганов в округе.
Были тут и дети избалованные излишним вниманием соц.педагогов и волонтёров. Наш детский дом неплохо обеспечивали несколько благотворительных фондов, поэтому денег на еду, сладости и игрушки хватало. Но и этого было мало. Хотелось чего-то дорогого, вроде «айфонов» или игровых приставок, а когда дети не получали желаемое начинались истерики. Хорошо, что я не отношусь к такому типу людей, которые привыкают жить за счёт других и думать, что все им кругом должны.
Вот я вам сейчас такие страхи рассказываю, но ведь у меня и друзей немало было. Лучшей своей подругой я считала Лику. Лику Кравец. Она попала в детдом гораздо позже меня, лет в девять. Я знала, что её родители погибли в автокатастрофе, а сама Лика пережила длительную операцию. Врачи днями боролись за её жизнь. Когда только эта нелюдимая девочка попала в детдом, первое, что я услышала от неё, стала фраза «Лучше бы не спасали». Видимо, это было сказано про врачей, которые сохранили ей жизнь. В то время я дико негодовала из-за её отношения к этому и полной неблагодарности, но позже, когда капнула глубже и рассмотрела её истинные чувства, то поняла, что эта девочка всё это время ощущала гнёт одиночества. И что-то такое я уловила в ней родное, что заставило меня вмиг изменить своё мнение о ней. Долго же я пыталась подступиться к этой снежной королеве, но та с каждой моей попыткой, казалось, только больше отдалялась от моего общества.