Накануне вечером мне сделали выговор, якобы я специально сломала дверку шкафа. Кто же виноват, что этот детдом не видел ремонта уже лет двадцать, если не больше? Ну а взрослым это не объяснишь, хотя я и пыталась. Всё, что в итоге услышала в ответ: «Ты ещё маленькая, чтобы со мной так разговаривать». Эти слова принадлежали молоденькой сотруднице, с которой мы не поладили сразу же, как она переступила порог здания. Она вела себя вызывающе и броско, поэтому моей «обновлённой» подруге Лике показалась прекрасным объектом восхищения. Я же, в свою очередь, ненавидела вульгарность и надменность в людях, которую стала замечать и в лучшей подруге. Эта девушка (Ирина, как я позже узнала) не внушала мне доверия при том, что и я ей не особо понравилась. Когда мы однажды остались наедине, она с брезгливостью осмотрела меня с ног до головы и неудовлетворённо крякнула: «Что это за лохмотья на тебе? И веник на голове, фе!». Меня это тогда нехило разозлило, потому что на мне была надета любимая толстовка с изображением группы «Skillet», песни которой неизменно стояли на первом месте во всех моих плейлистах. К тому же, я в то утро причесалась с особой тщательностью, чтобы произвести хорошее впечатление на новых работников. Правда, Ирина это желание отбила напрочь. На её неприятное высказывание по поводу моего внешнего вида, я ответила дерзко и бесстрашно, как и полагается настоящим сумасшедшим:
- Уж извините, не всем носить «Dolce & Gabbana», - и состроив извиняющееся лицо, произнесла: - А, простите, я не заметила, что это подделка, не стоило мне задевать вас за живое.
Ирина от возмущения вся покраснела, нервно вдыхая большие порции воздуха. Пока она не нашла, что сказать, и стояла в недоумении, я удалилась в свою комнату с победоносной ухмылкой на лице. Вслед мне неслись многочисленные проклятья, но я расслышала только отрывки:
- Дрянная девчонка!.. Где твои манеры?!.. Оборванка!.. Умрёшь одинокой!..
Отчасти я понимала, что её злость оправданна. Никому бы не понравилось, если бы его унизила девчонка-сирота, которая к тому же младше на 7 лет.
С тех пор наши склоки не стихали, и вот она снова нашла повод меня наказать. Но это было не единственной причиной.
Я поругалась с Ликой. Причём очень сильно. Это не походило не на одну нашу прежнюю ссору, было такое ощущение, что она меня ненавидит, а нашей дружбе конец. А всё из-за какого-то мальчишки! Подумаешь, парень понравился, а всю злость от первой неразделённой любви она вынесла на меня. Ну, хоть она и назвала это первой любовью, но зная любвеобильные наклонности моей дорогой подруги, я могла спокойно оценить ситуацию со стороны. На самом деле, она не раз влюблялась и признавалась в чувствах. Нередко они были взаимными. Я не понимала её горя, потому и высказала своё мнение, которое она встретила ну уж очень импульсивно и агрессивно. Мы кричали друг на друга больше получаса, припоминая все грешки за время нашей дружбы. Дабы совсем не запустить ситуацию, я просто вышла из комнаты, сильно хлопнув дверью. Ночевала в тот день я в комнате одной хорошей подруги. Она приняла меня с распростёртыми объятиями, а самое главное, не задавая лишних вопросов.
Не прошло и дня, чтобы я не вспоминала, что произошло на утро после скандала с Ликой.
Всё было как во сне, осознать представилось возможным намного позже. Когда я зашла в столовую, сильно топая и бубня проклятья, я совсем не смотрела по сторонам, ведь люди волновали в тот момент меньше всего. Пожалуй, это было моей ошибкой и, в какой-то мере, даже погибелью. Смотря себе под нос, я с силой врезалась в кого-то, даже не подозревая, что этим человеком может оказаться Лика. Я виновато посмотрела на подругу, неловко сидящую на холодном полу столовой. Меня эта ситуация не заботила, ведь такое происходило часто. Я налетала на неё, будто Лики не существует, а она обычно в ответ говорила: «Вечно ты в облаках витаешь, Соф, соберись». И всё кончалось хорошо.
Да только, похоже, не в этот раз. Я никогда не забуду картину, которая предстала передо мной тогда. Вместо того, чтобы улыбнуться и сказать привычную фразу доброй, «моей» Лики, она просто холодно осмотрела меня с головы до пят, а её прекрасное, безукоризненно чистое лицо перекосило от злобы. Чтобы хоть как-то исправить свой промах, я растерянно протянула руку, дабы помочь ей подняться. Но та отмахнулась и осторожно поднялась с пола, отряхивая своё очередное новое платье, которое так и пестрило наличием грязных оттенков, которые Кравец считала «незаслуженно» униженными.
Я в недоумении приподняла одну бровь, задавая безмолвный вопрос, глядя прямо в глаза моей милой подруги. Та тоже смотрела на меня, не скрывая ярости, чётко читающейся на лице.