Роусон, схвативший ружье, приготовился уже спуститься в подземелье, когда доска, приподнятая Ассовумом, отлетела в сторону. Методист быстро обернулся на стук и увидел, при слабом свете сумерек, голову своего заклятого врага, готового воспользоваться замешательством Роусона, чтобы выскочить из-под пола.
Роусон, действительно, был страшно поражен, но моментально оправился и ринулся на индейца, находившегося в крайне невыгодном для борьбы положении. Методист уже замахнулся, готовясь нанести смертельный удар краснокожему прикладом, как Эллен вскинула пистолет и выстрелила. Все это она проделала так быстро, что негодяй не успел ни броситься на нее, ни ударить Ассовума.
С проклятием Роусон рухнул на пол, а краснокожий, воспользовавшись этим, вскочил в комнату, как ягуар, прыгнул на него, и придавил его грудь коленом.
Вслед за Ассовумом из отверстия показался Куртис, и в то же время из подземелья высунулась голова Коттона. Увидев опасность, угрожавшую его товарищу, он отважно бросился ему на помощь. Тем временем Куртис влез в комнату, а Эллен бросилась отодвигать засовы двери, в которую уже ломились регуляторы.
Коттон понял, что борьба проиграна; шмыгнул в подземный ход и, пользуясь темнотою, добежал до реки. Куртис, бросившийся за ним, споткнулся и упал головою вниз.
— Скорее давайте факелы! — крикнул ворвавшийся в комнату Гарфильд. — Один из негодяев скрылся под полом!
— Тут подземный ход! — закричал снизу Куртис. — Разбойник, наверное, уже бежал! Проход тянется до самой реки!
— Нет ли у кого-нибудь платка? — спросил Ассовум, связывая Роусона по рукам и ногам ремнями.
— Зачем он тебе, друг?
— Бледнолицый ранен!
— Индеец чувствует сострадание к своему врагу! — изумился Стефенсон. — Это что-то новенькое!
— Какое тут сострадание! — сурово произнес краснокожий. — Кто смеет утверждать, что Ассовум питает сострадание к убийце Алапаги? Этот негодяй не умрет от пули девушки! Месть принадлежит Ассовуму!
— Вот платок! — сказал Стефенсон, подавая фуляровый платок Ассовуму и наклоняясь над раненым. — Ба, да эта противная рожа кажется мне знакомой!
Роусон с удивлением посмотрел на говорившего.
— Ого, — продолжал тот, — да это убийца скотопромышленника!
— Проклятье! — прошипел раненый.
— Где Браун? — спросили несколько человек.
— Я здесь, господа! — отозвался командир. — Нет ли у кого-нибудь уксуса?! Мисс Мэриан в обмороке!
— Уксуса нет, а вот виски и вода! — сказал молодой Стефенсон, подавая две жестяные фляжки.
— Поймали кого-нибудь? — спросил Гарфильд, увидя группу возвратившихся регуляторов.
— Нет, — отвечал один из них. — Когда мы подбежали к реке, то вдалеке заметили лодку. Мы выстрелили; через минуту послышался шум, точно от падения тела в воду. Не могу утверждать точно, но думаю, что один из беглецов непременно убит!
— С Роусоном здесь был только Коттон! — заметила Эллен.
— Жаль, что нам не удалось захватить и этого мерзавца! — сказал Вильсон. — А что станется с Роусоном?
— Завтра его и остальных пойманных разбойников будут судить! — ответил Браун. — Мистер Робертс, надеюсь, что вы также придете на суд. Кто на карауле у входа?
— Канадец, — отвечал Кук. — Двое наших пустились в погоню за беглецом. Я полагаю, что в окрестностях никого из шайки этих негодяев не осталось, раз в доме были только Роусон и Коттон!
— Не напали ли на след мулата?
— Нет, — ответил подошедший в это время Ассовум. — Его след идет по направлению к горам, так что за ним теперь гнаться бесполезно!
— Не забудьте осмотреть завтра утром весь дом! Я попрошу об этом вас, Гарфильд!
— А как мы перевезем нашего пленника? — спросил Куртис. — Ведь у нас нет лодки!
— Вы можете быть совершенно спокойны! Ассовум о нем позаботится. Смотрите, он сидит около Роусона, как нянька у постели больного ребенка. Не желал бы я теперь быть на месте почтенного проповедника!
— Пожалуй, — подхватил Куртис, — если бы мы вздумали освободить его, Ассовум непременно прирезал бы несчастного и снял с него скальп!
— Рана не позволит ему ехать верхом! — заметил
Стефенсон, осматривая руку раненого, — у него совершенно раздроблен локоть!
— Так рана опасна? — с тревожным беспокойством спросил Ассовум, только при последних словах вышедший из состояния какой-то мрачной озабоченности.
— Конечно! — ответил переселенец. — Особенно,