Наконец, он облегченно вздохнул: поиски увенчались успехом. Около оленьего мяса он обнаружил ясный отпечаток башмаков, которые носил обыкновенно Браун, но следы которых были найдены на месте убийства Гитзкота.
«Кому же принадлежит этот след? — спросил себя индеец. — Брауну ли, недавно стоявшему здесь со мной, или убийце Гитзкота, из-за которого пало подозрение на Брауна?»
И краснокожий продолжил осмотр. Вот он радостно воскликнул, и в глазах его сверкнуло удовлетворение: у стены валялся окровавленный томагавк Алапаги. Видимо, он уже после был вырван и отброшен в сторону. Выходит, сопротивляясь, Алапага ранила своего убийцу! Эта мысль хоть немного успокоила мстительность Ассовума. Не даром отдала свою жизнь его любимая жена. Больше он ничего не нашел в хижине.
После тщательного обследования помещения индеец вышел из хижины и стал рассматривать и исследовать ее снаружи. Тут уже не было ни малейших следов чьего-либо пребывания. Проливной дождь смыл и уничтожил буквально все. Правда, у самого берега реки Ассовум обратил внимание на обломанные нижние ветви дерева, но под ним не осталось никаких следов.
Тогда Ассовум решил заняться приготовлением тела к предстоявшему назавтра погребению. Он положил Алапагу на разостланный на полу свой плащ, тщательно обмыл тело и волосы, затем сложил ее руки на груди. Правая была крепко сжата, и он уже хотел было так и оставить ее, как ему почудился зажатым в этом кулаке какой-то предмет. С усилием разжал он закоченевшие пальцы жены и увидел большую роговую пуговицу, оторванную, по-видимому, во время борьбы от одежды убийцы.
Несмотря на кажущуюся важность такого открытия, Ассовум только печально покачал головой и спрятал ее в карман; он не надеялся по этой примете найти убийцу: такие пуговицы были у многих.
Потом он опять тихонько уселся у тела Алапаги и оставался в таком положения всю ночь. Огонь давно угас, а Ассовум все сидел, бесцельно вперив взор в бездыханный труп той, которая была для него дороже всех на свете…
Только когда утренний легкий ветерок зашелестел в вершинах деревьев, снаружи послышался какой-то шум, а затем на пороге хижины показались Браун с Вильсоном.
Не обращая внимания на вошедших, Ассовум оставался все в том же застывшем положении. Наконец Браун тихонько дотронулся до плеча своего друга. Только тогда индеец очнулся от своего оцепенения.
— Вставай, Ассовум! — сказал молодой охотник. — Пора приготовиться к похоронам. После погребения мы хорошенько подумаем и о мести убийце!
Индеец машинально повиновался, точно еще не понимая, что ему говорят, и также машинально произнес:
— Да, да, отомстить за нее! Идем, белый друг!
С этими словами краснокожий засунул за пояс маленький томагавк жены и помог белым перенести труп Алапаги в пригнанную ими лодку.
Вильсон предложил было Ассовуму подкрепиться стаканом виски, но тот только махнул рукой: теперь ему не нужно было ни подкрепления, ни тепла. К усталости и к холоду он был совершенно нечувствителен.
Повинуясь мощным ударам весел, лодка быстро поплыла вверх по реке к расположенной милях в десяти отсюда ферме Гарпера.
Глава XVIII
Похороны
Ферма Гарпера стояла в пятистах футах от берега. Несмотря на то, что она была приобретена владельцем совсем недавно, земля ее была уже почти полностью расчищена и кое-где засеяна маисом. Повсюду валялись срубленные стволы деревьев, свидетельствуя об интенсивной деятельности, проявленной хозяином до болезни. Сам дом был устроен так удобно и прочно, как немногие из жилищ здешних неприхотливых и нетребовательных жителей. Все носило отпечаток прочности и солидности. Двойные рамы окон, отлично пригнанные двери, добротная крыша и толстые стены говорили о том, что строитель заботился о своих удобствах и ставил дом на долгие годы. Не довольствуясь близостью реки, он выкопал еще для питьевой воды на дворе фермы колодец. Вокруг жилища были разбросаны несколько сараев и кладовых. Все дышало достатком и трудолюбием. По двору бродили куры, с кудахтаньем отыскивая корм, а к забору были привязаны две прекрасных лошади северной породы, которые сильными ударами копыт о землю выражали свое нетерпение в требовали сытной утренней порции маиса.