Разрушенная бомбардировками станция в Ростове была забита составами с военной техникой и армейским имуществом. Привокзальную площадь запрудили подводы и машины, чуть в стороне скорбно стыл в неволе табун лошадей. Павел Тихонович с негодованием скользнул взглядом по цепи охранников, повязанных поверх кепи шерстяными платками: тюки сена лежат за грузовиками, и никому нет дела, никто не сподобится задать дончакам корма! Он попросил об этом одного из солдат, – из-за края платка выглянули мышиные глазки, – и сиплый голос ответил, что приказано из оцепления не выходить.
В Главной прифронтовой комендатуре, на улице Садовой, «эксперт по казачеству» Восточного рейхсминистерства (так значилось в удостоверении) предстал пред начальником отдела пропаганды, осанистым «оберстом», сносно говорившим по-русски. Внешняя респектабельность оказалась обманчивой. Он довольно сдержанно выслушал лейтенанта, просившего всяческой поддержки отступающим обозам южных казаков – кубанцев и терцев – и материальной помощи донским станичным атаманам, формирующим такие обозы. Ничего толком не ответив, он передал Павлу министерскую телеграмму доктора Химпеля с требованием данных о казачьих сотнях на Дону и их боеспособности. От себя добавил, что эти же сведения затребовал Генштаб сухопутных войск. Напоследок, подобрев, бывший колонист подсказал Павлу, где гостиница и какой ресторан лучше, даже созвонился с кем-то из финотдела комендатуры и помог «эксперту» получить командировочные и жалованье. Прощаясь, Павел обмолвился, что завтра хотел бы выехать в Новочеркасск. И тут повезло: утром его может взять на попутную машину сотрудник отдела.
Представительство штаба походного атамана Дона располагалось неподалеку. К нему лейтенанта Шаганова привел рассыльный солдат комендатуры, тщедушный очкарик, охотно отвечавший на расспросы. Уже третий месяц служил в армии бывший студент консерватории, но никак не мог привыкнуть к русским морозам. Узнав, что с детства этот «завоеватель мира» занимался только скрипкой, Павел невольно усмехнулся, а он с Первой мировой и по сей день орудовал шашкой да нажимал на курки… В таком иронично-невеселом расположении духа и вошел есаул Шаганов в особняк, представился дежурному, который сопроводил в просторный кабинет со створчатыми окнами.
За столом, просматривая какие-то документы, одиноко сидел жилистый сотник в полевой форме защитного цвета. Узкое лицо. Подозрительный хмурый взгляд. Донсков Петр Николаевич. С ним Павел познакомился в осенний приезд. У стены в кресле – молодцеватый казак, с распавшимся на золотые пряди чубом и темными усами. Третий сотрудник, немолодой крупнолицый мужчина в кителе с погонами полковника полулежал в старинном кресле, украшенном вензелями. Появление немецкого лейтенанта для двух последних было столь тревожным, что они быстро встали и представились:
– Интендант представительства Беляевсков.
– Адъютант Абраменков! – выкрикнул усач и браво вскинул голову.
Павел Тихонович, назвав себя, со всеми поручкался. Адъютант услужливо помог раздеться. Донсков, собрав со стола бумаги, кинул их в потертый портфель и щелкнул замком.
– Вот, просматривал списки коммунистов. Выявить и искоренить их в наших рядах – самая неотложная задача… – заговорил сотник, повышая голос. – Коммунисты не оставляют попыток влиять на казачество, взять власть в свои руки! Сюсюкин и Духопельников здесь, в Ростове, им пособляют, мутят воду, раскалывая наши ряды и стараясь лишить Павлова звания атамана. Так вот, адъютант! Официально заявляю, в присутствии лейтенанта вермахта, что вам не удастся посадить Одноралова на атаманское место! Одноралов, позвольте напомнить, не казак. По профессии – духовный певчий!
– Не нервничай, Петр Никалаич, – одернул сотника интендант, в усталой улыбке открывая желтые прокуренные зубы. – Тебя ведь тоже певцом Дона величают.
– Да! Я – поэт Тихого Дона! И горжусь этим, горжусь, что воспеваю казачество, наш Второй Казачий Сполох!
Павел не без раздражения слушал высокопарные фразы. Ему никогда не нравились излишне эмоциональные, заполошные правдолюбцы. На поверку оказывалось, что хорохорились и радели они большей частью ради личных интересов.
– Однако сейчас не до песен. Положение на фронте критическое. Немцы из Казакии уходят, а вы тут… Выясняете отношения! – возразил Павел, схлестнувшись с потемневшим взглядом Донскова. – Если немецкие власти доверяют Сюсюкину и Духопельникову, значит, на это есть основания.