Улица Плезанс находилась неподалеку от Триумфальной арки. Квартира Мелине и Мисака. Второй этаж. По этой лестнице Мисак взбегал, принося букеты ландышей своей любимой. Здесь он писал стихи. Отсюда он вышел в последний раз 2 сентября 1939 года, чтобы никогда не вернуться. В окнах был свет. Там жили сейчас незнакомые люди. И я не решился войти. Сидящая у ворот немолодая консьержка уже подозрительно поглядывала на меня.
Знала ли она Мисака Манушяна? Нет, мсье, она здесь живет уже двенадцать лет и ничего не слыхала о Манушяне. Может быть, мсье обратится за справкой в полицию…
Я проехал по предместью Левалуа, где прошла операция отряда «Сталинград», где получили боевое крещение Мисак Манушян и Марсель Рейман.
…Я проехал весь путь от Булонского леса, где была вилла «коменданта Большого Парижа» генерала фон Шаумбурга, до улицы Риволи, где помещалась его комендатура. Я долго стоял на углу авеню Думера и улицы Николо. Тот далекий день, когда был убит палач Парижа, возникал в моем воображении. И я видел горящие гневом глаза Манушяна, и я видел, как выскакивает из-за угла Марсель Рейман и бросает бомбу в лимузин генерала.
…Совсем неподалеку высился штаб НАТО. Возвращаясь по авеню Думера, я видел, как в роскошном лимузине проехал другой палач Парижа генерал Ганс Шпейдель… Он чувствовал себя в безопасности. Точно не было тех дней, когда по его приказу кровью тысяч патриотов обагрялась французская земля. Он чувствовал себя в безопасности, генерал Ганс Шпейдель. Война давно окончилась. Фашистского генерала пригласили командовать объединенными войсками Европы… Близ испепеленного фашистами Орадура располагались западногерманские военные испытательные базы. А Марсель Рейман спал вечным сном на кладбище в Иври.
…В этот день я был на кладбище Пер-Лашез. И у могилы героя Сопротивления полковника Фабьена, и у суровых памятников — надгробий борцам, погибшим в Равенсбрюке и Маутхаузене, и у могилы поэта Сопротивления Поля Элюара я опять и опять вспоминал Мисака Манушяна и Марселя Реймана и… лимузин генерала Ганса Шпейделя. Слова Поля Элюара громко звучали в моих ушах:
А потом я спустился в метро. На станцию Опера. Там пятнадцать лет назад были расклеены афиши Штюльпнагеля с портретами двадцати трех, афиши, в которых фашисты хотели запятнать их честь, афиши, на которых французские патриоты отважно писали: «Они боролись за Францию». И букву V — Виктуар. Победа…
Здесь, на станции Опера, эти афиши прочли советские воины — армяне, бежавшие из плена. Они поклялись отомстить фашистам. И они сдержали свою клятву.
…В эти дни в Париже была Мелине. На квартире Луи Арагона и Эльзы Триоле встретились живые герои моей повести.
Многочисленные голуби Пикассо приветствовали нас со стен кабинета Арагона и напоминали о великой борьбе, которая завершилась и которая предстояла. Мы долго говорили о Мисаке Манушяне и его друзьях, о Пикассо, Элюаре и Аветике Исаакяне, о Москве, Париже и Ереване.
И еще мы говорили о генерале Шпейделе, который опять разъезжает по Елисейским полям…
…А на следующий день я был на улице Мисака Ма-мушяна. И я был на кладбище Иври, на могиле Габриеля Пери, и на могиле 22, усыпанной живыми цветами.
Я пришел к стене форта Мон-Валериен.
Здесь их расстреляли. Священная земля, обагренная кровью тех, кто боролся за счастье Франции.
Весенние цветы. Фиалки. Ландыши. Много маленьких букетов.
Большой пылающий венок.
Вчера здесь был Никита Сергеевич Хрущев. Он возложил этот венок — дар погибшим героям, борцам Сопротивления от миллионов советских коммунистов, от всего советского народа.
Прошел еще один год… И вот я в Ниме. Сегодня — 25 августа. Это как раз тот знаменательный день, когда французские друзья посещают кладбище Ла-Кальметт и украшают венками могилы наших героев.
Кладбище Ла-Кальметт не входило в официальный план, железно соблюдаемый нашим гидом. Нам предстояло осмотреть древнеримскую арену и всевозможные исторические памятники времен Гая Юлия Цезаря.
И я стал нарушителем плана. Уже на перроне я познакомился с носильщиком Пьером Сантеном, который был макиссаром в те героические годы. В Тарасконе никто из встреченных мной горожан не знал имени Альфонса Доде. А в Ниме все знали имена русских воинов Вартанова и Балонина.
На осмотр древних памятников положено 2 часа. Час — на обед. Целых сто восемьдесят минут. До кладбища Ла-Кальметт двенадцать километров…