— Истины нет. — Спокойно и тихо промолвил Гилд. — Вернее, ее невозможно рассказать или узнать, ее можно только почувствовать. Все остальное — ложь. Я думаю, твой лорд, в Чертогах, уже давно понял это.
Отправляя в рот последний кусочек лепешки, Риан предложил.
— Раз тебе понравился мой воображаемый бой, то, возможно, ты не откажешься продолжить наши занятия?
Гилд опустил глаза. Обидеть друга отказом ему не хотелось, но и в своем обучении воинскому искусству, мечному бою, он не видел особого смысла. Не видеть его сомнения, игнорировать смущение и внутреннее отторжение Риан не мог. И насиловать волю сородича он тоже ни в коем разе не собирался. Практически, они были сейчас единственными альвами в этой земле, последними существами, в чьих жила текла кровь древнего народа, совершенно свободными в выборе. Как же можно принуждать своего единственного и наверняка последнего в жизни друга, пусть даже к чему-то важному и даже нужному?
— Я понимаю тебя… Гилд, я вижу, что тебе это не интересно, и кажется бесполезным. Как-то же ты умудрился выжить и дожить до встречи со мной. Просто… это единственное, чем я могу отблагодарить тебя за дружбу и участие, за твое появление в моей жизни, в конечном итоге. Не станем отрицать тот непреложный факт, что наши дни сочтены и впереди только смерть от рук людей, это лишь дело времени, рано или поздно они доберутся до нас, не уменьем так числом. Но я не хочу умирать…м-м-м-м… некрасиво, и не хочу, чтоб ты в своем последнем бою оказался просто растерзанным сворой криворуких и неуклюжих существ. И мой единственный подарок, который я смогу тебе сделать, будет заключаться в том, что даже перед смертью ты сможешь почувствовать гармонию. Мы ведь созданы для того, чтоб в мире прибыло чуть больше красоты и гармонии. Пусть даже в смерти, пусть даже этого никто кроме тебя самого не сможет оценить. Потому что красота есть во всем и везде, её только нужно увидеть и понять. Я сейчас пойду, схожу за водой, а ты пока подумай над моими словами. Не для того, чтобы сделать усилие над своей волей и уступить мне как другу. Мне не нужна твоя жертва. Путь к совершенствованию бесконечен, как для тебя, так и для меня, и мы можем идти по нему вместе, как ни странно это звучит.
Во время всей первой части Рианова монолога на лице Гилда блуждала чуть заметная улыбка, которая исчезла лишь после упоминания о том, что они друзья. С этими словами Риан встал, подобрал ведро и хотел пойти к ручью, исполняя собственное обещание. С легким сердцем и с уверенностью, что у каждого живого существа, имеющего разум и волю, должен быть выбор делать или не делать, знать или не знать, верить или не верить. И если есть рядом тот, кто дорог, то у него-то точно должен быть выбор. Наверное, это и была та последняя истина, которую они так долго и безуспешно искали с призрачным лордом, скрещивая мечи в холодных лунных лучах.
— Подожди. — Окликнул его Гилд. — Я пойду с тобой, лучше уж принесем сразу два ведра, все же хватит на дольше. — Резонно заметил он.
Сидеть и рассуждать было не о чем, все ответы и решения он знал давно, только вот кому их было говорить?
— Спасибо тебе, — он чуть коснулся руки друга, — ты первый, кто искренне предложил мне помощь. Может быть когда-то, в давние времена, обучить кого-то своему искусству, передавая навыки, и считалось обычным делом, но на мою жизнь этого не хватило.
Его взгляд скользил куда-то мимо Риана, словно за его спиной вставало прошлое. Глаза у Гилда стали совершенно черными, непроницаемыми, будто он пытался утопить эмоции в их глубине. Наконец, сделав для себя какой-то внутренний выбор, он сказал.
— Я ведь ушел практически по тем же причинам, что и ты. Я был не согласен. Мне надоело выслушивать дурацкие решения и нелепые советы, надоело молчать. Конечно, я не был военным советником и второй, третьей или какой там еще рукой нашего Владыки. Ему бы со своими собственными руками разобраться! — он хмыкнул, не в силах сдержать усмешки. — Я видел ситуацию и знал. Знал, что его действия не доведут нас до добра. Для этого ведь не надо быть великим воином, нужно просто соображать. Спорить было бесполезно, даже убеждать некого, да и бесполезно это. Оставалось только уйти. Я ушел не от них, просто я понял, что мне лучше быть одному, а им лучше, если меня не будет рядом. Ты ведь знаешь, так бывает.
Гилд не мог и не хотел описывать то убожество, до которого дошла мудрая политика очередного лорда. Говорить об этом спокойно и кратко он не мог, а тратить часы на возмущенные тирады ему не хотелось. От одного воспоминания в сердце снова поднималась волна негодования, обиды и протеста, сжимался комок, постепенно перерастающий в злость. Наверно, обида, накопившаяся в нем, и была тем главным чувством, которое вечно гнало прочь. Она не забылась, не прошла и сейчас жила в сердце, но вместе с тем, он всегда ощущал надежду. Слабый лучик, который посылал ему неизвестно кто.