Возле второй урасы тесно стояли Ганька Питухин, Гришка Лоскут и Федька Кафтанов. Все при оружии, ко всему готовые. Оттолкнув казаков, Свешников резко вздернул шапонач, ровдужную дверную закрышку, и увидел крошечную, но дающую некий смутный свет лампадку, стоявшую на полу.
У прогоревшего костерка навзничь лежал Шохин.
Лежал не у входа в урасу, как раньше любил спать, а в самой глубине, где ложился в последние ночи. Почти по плечи прикрыт теплым заячьим одеялом. Вроде спит, открыто только лицо.
Но это Свешников так подумал – лицо.
Лицо есть образ божий. А у вожа Христофора Шохина лица не было. Только кровавый, запекшийся на холоде мертвый круг, неаккуратно и густо исполосованный острым железом.
Стремительно обернулся:
– Кто?
Казаки тесно стояли перед урасой.
Никто не спешил ответить, даже Микуня. Только Елфимка, сын попов, строго положил крест:
– Не знаем.
И указал в танцующую тьму:
– Там след вроде.
– Оленный?
– Ага.
– Учуг проходил?
– Ну, может. Мы не слышали.
Спросил, снова перекрестившись:
– Смерть ходит?
Теперь уже Свешников перекрестился. Подумал: «Вот опять верховой бык. Не зря боялся чего-то Шохин. Я думал, он всех переживет, особенно Микуню, но знал что-то ужасное вож. Не зря сказал про стрелу томар – знак».
Вдруг вспомнил шепот в острожке Пустом. «Да неужто правда?.». – «А то как иначе?… Фиск нынче рыщет везде…» – «А воевода?» – «О том не боись…» Непонятно шептались сын боярский и вож. Зачем, какой фиск? Чего не должен бояться воевода?
Но теперь уже не узнаешь: нет шептунов.
Выругался.
Наклонясь, коснулся Шохина.
Сразу почувствовал под пальцами замерзшую, как бы гладкую кровь. Отдернув заячье одеяло, увидел: ударили вожа ножом-палемкой – в самое сердце. Хорошо знали, куда бить такого страшного. Только потом перекрестили ножом лицо.
Но почему никто не услышал?
Обернулся.
Посмотрел на казаков хмуро.
Косой, Федька Кафтанов, Гришка Лоскут, Ганька Питухин, Ерило, Микуня подслеповатый, Ларька Трофимов, Елфимка, сын попов – все столпились у входа. На лицах красные и зеленоватые отблески. Столько костров в ночи зажгли юкагиры, что не могли лица казаков выглядеть иначе. Если птица чернеет, пролетая над кострами дикующих, то лица от самого зеленого изменялись к самому красному. Понимали: Шохин сильным был. Тонбэя шоромох был.
А – убили.
Глава III. Гологоловый
А во прошлом во 155-ом годе в 5-й день велено было в Якуцком выдать к отписке соболи государевы.
У казенного анбара лестницы нет, отнесена под башню в ворота, на карауле стоял служилый человек Гришка Лоскут. Вот ево и посылали по лестницу, а он не пошел.
И яз, торговый человечишка Лучка Подзоров, ево, Гришку Лоскута, спросил, для чего он по лестницу не пошел?
А Гришка дерзко ответил: для того де не пошел, что один в карауле, а сотоварыщи давно разошлись.
И того ж дня ты, стольник и воевода, тех караульщиков, срока раньше ушедших, велел добыть, хотел им дать поучение, бить батоги, потому что велено у казенных анбаров стоять всегда беспрестанно – для бережения, и для сплошного времени, и для пожару.
А денщик твой, пришед, сказал: служилые сами идут в приказ.
И оне, правда, пришли. И с великим шумом и невежливо говорить стали: почему де ты, стольник и воевода, бить желаешь людей? И почему не пускаешь людей с Ивашкой Ерастовым на новую реку Погычу, а пускаешь Мишку Стадухина? И почему ты на себя с казачьего хлебного жалования выворачиваешь одну треть?
И ты, стольник и воевода, вышед в сени, начал выговаривать: зачем де пришли с таким большим шумом?
А служилый человек Гришка Лоскут предерзко ответил: а не бей нас, не дадим нас бить никого!
И ты за то хотел Гришку зашибить рукой, но он ухватил тебя, стольника и воеводу, за груди и отпихнул прочь. И тут же стоя, крикнул злостно десятничешко Васька Бугор: сами де самовольно пойдем теперь на новую реку!
И ты приказал взять Ваську, а служилые люди нихто за Ваську не примутца. И ты, стольник и воевода, принялся за него сам. Только служилый человек Гришка Лоскут, на которого крикнуто в Якуцке государево слово, опять принял тебя за груди и поволок из сеней, а служилые, стоя на крыльце, опять кричали невежливо. И только яз, торговый человечишко Лучка Подзоров, сирый и темный, в страхе решился отнять тебя от того Гришки.