Мерфи развернулся, и на них посыпались буханки. Сколько еще ехать до озера Торра? Пусть дорога будет бесконечной.
– Дело в том, – сказала она, – что я не хочу возвращаться домой. Дом потерял для меня всякое значение. Да и Театральная группа со своей «Двенадцатой ночью» меня ни капли не волнует. У вас может быть свой собственный Цезарио.
– Естественно.
– Нет… Я хочу сказать, что я собираюсь бросить сцену, сжечь за собой мосты и, забыв, о том, что я англичанка, устраивать вместе с вами взрывы.
– Что, хотите стать отшельницей?
– Да, очень.
– Глупости. Через пять дней у вас челюсть будет сводить от скуки.
– Не будет… Не будет…
– Я думаю о том, что всего через несколько дней вам зааплодирует весь театр. Вы правильно сделали, что решили сыграть Виолу-Цезарио. Вот как я поступлю: к премьере я пришлю вам не цветы, а мою повязку. Вы повесите ее в своей гримерной как талисман.
«Я хочу слишком многого, – подумала она. – Я хочу всего. Я хочу, чтобы мне принадлежали и день, и ночь, я хочу, чтобы молнии расщепляли небо и чтобы наступил конец света, я хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой – и так до бесконечности. Аминь». Кто-то сказал ей, что нельзя говорить мужчине о своей любви к нему: он тут же вышвырнет тебя из своей постели. Возможно, Ник и выкинет ее из фургона Мерфи.
– В глубине души, – проговорила она, – я мечтаю о спокойной, мирной жизни. И чтобы вы были рядом. Я люблю вас. Думаю, я любила вас всю жизнь, не сознавая этого.
– О! – сказал он. – Кто у нас тут стонет?
Фургон остановился. Ник открыл дверь. В проеме показался Мерфи, морщинистое лицо которого расплылось в улыбке.
– Надеюсь, я вел машину осторожно и вас не очень трясло, – сказал он. – Капитану известно, что не все проселочные дороги в хорошем состоянии. Главное, чтобы молодой даме поездка понравилась.
Ник спрыгнул на дорогу. Мерфи протянул руку и помог Шейле выйти.
– Всегда будем рады вам, моя дорогая, приезжайте в любое время. Именно эти слова я говорю английским туристам, когда они заезжают к нам. Мы здесь ведем более активный образ жизни, чем те, кто обитает на острове.
Шейла огляделась вокруг, ожидая, что увидит озеро и ведущую к нему ухабистую дорогу, в конце которой они оставили Майкла с катером. Но вместо этого она обнаружила, что стоит на улице Боллифейна. Фургон был припаркован возле «Килмор Армз». Она повернулась к Нику, в ее глазах был немой вопрос. Мерфи уже стучал в дверь гостиницы.
– Мы сделали небольшой крюк, но ничего страшного, – сказал Ник. – По крайней мере, для меня. Надеюсь, и для вас. Прощание должно быть кратким и доставлять удовольствие, вы согласны? А вот и Доэрти, идите. А мне пора возвращаться на базу.
Ей стало жутко от своего одиночества. Этого не может быть. Не может же он так запросто попрощаться с ней: посреди улицы, когда рядом стоят Мерфи и его сын, а от двери гостиницы за ними наблюдает Доэрти?
– Мои вещи, – проговорила она. – Мой чемодан. Все осталось на острове, в спальне.
– Вовсе нет, – ответил Ник. – В соответствии с планом «С», пока мы были на увеселительной прогулке возле границы, их переправили в «Килмор Армз».
Забыв о гордости, она с отчаянием пыталась протянуть время.
– Почему? – спросила она. – Почему?
– Потому что так надо, Цезарио. «Я погублю тебя, ягненок хрупкий, мстя своему прожорливому сердцу» – я немного перефразировал.
Он подтолкнул ее к двери гостиницы.
– Присмотри за мисс Блэр, Тим. Все прошло хорошо. Мисс Блэр – единственный пострадавший.
Он ушел, дверь за ним закрылась. Господин Доэрти сочувственно взглянул на нее.
– Капитан очень энергичный человек. Он всегда такой. Я знаю, каково быть в его обществе: он никого не оставляет в покое. Я поставил термос с горячим молоком возле вашей кровати.
Он повел Шейлу вверх по лестнице и распахнул дверь в ее номер, который она покинула всего две ночи назад. Ее чемодан лежал на стуле. Сумка и карты – на туалетном столике. Как будто она и не уезжала отсюда.
– Вашу машину помыли и залили бензин, – продолжал он. – Она стоит в гараже у моего друга. Завтра утром он ее пригонит. И я не возьму с вас никакой платы. Капитан сам все уладит. Ложитесь в кровать и спите спокойно.
«Спите спокойно…» Ей предстоит долгая тоскливая ночь. «Поспеши ко мне, смерть, поспеши и в дубовом гробу успокой». Она распахнула окно и выглянула на улицу. Опущенные шторы, закрытые окна. Черный с белым кот мяучит в канаве. Ни озера, ни лунного света.
«Твоя беда, Джинни, в том, что ты никогда не повзрослеешь. Ты живешь в вымышленном мире, в мире мечты. Поэтому ты и выбрала театр. – Ей слышался снисходительный и твердый голос отца. – Однажды, – добавил он, – тебе придется пережить сильное потрясение».