Ракитин спустил ноги с банки, потянулся и, сладко зевнув, вытащил из кармана пачку "Явы". Там оказалось всего две сигареты, да и то обе сломанные.
– Закурить есть?
– Найдется, - отозвался с кормы Борис Петров, который, как и полагалось капитану шлюпки, нес предутреннюю - как ее называют моряки, "собачью" вахту.
– Бросай! - Ракитин ловко поймал брошенную пачку и, вытащив сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Ну, как дежурилось? - спросил он, глубоко затянувшись.
– Дрожу, как цуцик. Вот не думал, что в тропиках ночью такая холодина, - сказал Петров. - На термометре двадцать три градуса, а зуб на зуб не попадает.
– Это от влажности. Наверное, сегодня все сто процентов. Гляди, сколько росы выпало.
Ракитин посмотрел на часы:
– Пожалуй, пора будить народ.
– Подъем! - возвестил вахтенный о наступлении утра.
Все зашевелились. Из-под брезента высунулась одна взлохмаченная голова, за ней другая, третья. Вскоре весь экипаж уже зевал и потягивался.
Судя по заспанным, помятым лицам, в первую ночь на шлюпке отоспаться никому не удалось. Впрочем, прохладный душ быстро привел всех в чувство. Ракитин с Володиным втиснули между банками большой фанерный ящик, превратив его в стол, накрыли его простыней, разложили приборы и приступили к первому медицинскому осмотру. Одиннадцать термометров отправились под мышки. Всем измерили артериальное давление, частоту пульса. Все по очереди подули в трубку маленького приборчика, определяющего величину легочной вентиляции. Получив от Володина бланки с сотнями различных букв, выстроившихся в строчки, испытатели вооружились карандашами и по сигналу врача принялись торопливо зачеркивать или подчеркивать нужные буковки. Затем каждый испытатель совершил путешествие на нос и после этого, вернувшись на корму, вручил Савину полную до краев пузатую полиэтиленовую флягу. Содержимое каждой такой фляги Савин измерит большим стеклянным цилиндром, определит его удельный вес и кислотность.
Но самой неприятной процедурой для большинства оказалось взятие крови на анализ. Испытатели морщились, ворчали, отпускали ехидные замечания, называли Савина вампиром и кровопийцей, но он невозмутимо втыкал в палец иголку и ловко набирал алые капли в пробирки и пипетки.
– Ну вот, теперь и позавтракать можно, - сказал Игорь Лапин, потирая руки от предвкушения утренней трапезы.
Несмотря на качку, на отсутствие аппетита никто не жаловался. Поскольку баночка консервов была рассчитана на четыре приема, а хранить остаток в жару было рискованно, все разбились на четверки. Партнеры уселись рядком и, причмокивая от удовольствия, принялись неторопливо прожевывать каждый кусочек тушенки, заедая четвертинкой галеты, размоченной в морской воде (для экономии пресной). Завтрак завершили кружечка воды и несколько долек шоколада.
Откушав, каждый занялся своим делом. Одни прилегли с книгой, другие принялись заносить в дневник (каждому была выдана тетрадь с переплетом из текстолита и подробным вопросником на обложке) впечатления первых суток. Демин, смочив спиртом тряпочку, заботливо протирал телескопическую антенну, на которой в местах сочленения уже осели кристаллики соли. Лебедев извлек из мешка рыболовные снасти и, насадив на крючки кусочки мяса, которыми перед отплытием запасся на камбузе, занялся ловлей спинорогов, объявившихся у нас под кормой.
Ракитин с Володиным приводили в порядок результаты утреннего осмотра, а Савин занялся "консервацией" мочи. Из каждой фляги он отливал в бутылочки по нескольку кубиков, а затем, добавив консервант, тщательно заклеивал пробки липким пластырем, готовя "пробы" к долгому путешествию на землю, в институтскую лабораторию.
С каждым часом становилось все жарче. Ракитин взглянул на радиационный термометр - он показывал пятьдесят шесть градусов. Небосвод был похож на опрокинутую кобальтовую чашу, в центре которой прямо над головой сияло ослепительное солнце. Разговоры смолкли, все словно сникли, придавленные жарой.
Ракитин снял майку, опустил за борт и, слегка выжав, вновь натянул на себя.
– Уф, хорошо, - сказал он, поеживаясь от холодных струек, сбегавших по спине. Его примеру последовал Володин.
– Жаль, только высыхает она быстро, - сказал с сожалением Лялин.
– Пожалуй, к концу дрейфа мы так просолимся, что нами закусывать можно будет, - сострил Радин.
– Вот и прекрасно. Просолимся - дольше сохранимся, - подхватил шутку Лапин.
Но как бы то ни было, все вдруг повеселели. И действительно, этот нехитрый способ хорошо помогал переносить жаркое дыхание тропиков, поскольку вода прекрасно выполняла обязанности пота, который избавляет организм от излишков тепла. Известно, что пот, испаряясь, уносит с каждым граммом 581 калорию тепла. Но, образуясь из водных запасов организма, он тем самым способствует его обезвоживанию, особенно в тех случаях, когда питье ограниченно.
Ракитин уже не раз во время экспедиции проводил на палубе судна несложный опыт. Он сажал раздетых догола добровольцев на солнцепеке, взвешивая каждый час. За три часа под тропическим солнцем все теряли до полутора килограммов жидкости, а то и больше. Но, как только на испытателей надели рубашки, разрешив смачивать их в ведре с водой, потери веса не превысили и пятисот граммов.
Конечно, существовал еще более простой способ борьбы с жарой - купание.
От одного взгляда на эту ласковую синюю гладь с температурой двадцать восемь градусов от желания искупаться сжималось сердце. Но это было запрещено условиями эксперимента. И запрещение это обеспечивалось акулами, которые поспешили начать свое бессменное дежурство у шлюпки буквально через несколько часов после высадки.
К полудню опять посвежело. Пошла крутая волна, и вместе с ней даже самые бодрые почувствовали себя неуютно. Давал себя знать пустой желудок. Каждый раз, когда шлюпка опускалась в ложбину между волнами, под ложечкой тянуло и ком тошноты подкатывал к горлу.
Савин и Лялин скисли первыми. С позеленевшими лицами они присели на брезенте у мачты, уставившись помутневшим взглядом в одну точку.