– Разделась? Хорошо. Ложись на животик, расслабься и подумай о чем-нибудь хорошем.
Я послушалась, и Нэлл тотчас сел верхом, но его веса я не ощутила – сразу сосредоточилась на отнюдь не нежных прикосновениях.
– Ау! Ой! Ничего себе… А синяков не будет?
– Смирно лежи и постарайся довериться мне. Кстати, дерево красивое. Не припомню его что-то.
– Оно…. М-м-м… после смерти капитана было создано… Больно!
– Терпи.
– Что-то мне не становится легче.
– Станет, когда я закончу.
– А долго ты будешь так мять?
– С полчасика, думаю, хватит.
Я застонала.
– Нэлл, ты серьезно?
– Помолчи, малыш. Представь, что ты тесто, и я тебя замешиваю. Тесто не сопротивляется и уж точно не разговаривает.
– Ладно.
Он за пять минут превратил меня в блин, и я с ужасом ожидала, что будет дальше. Однако еще через некоторое время мне удалось схватить ощущение полной, абсолютной расслабленности, и, укрепившись в нем, я начала получать удовольствие от сильных прикосновений. Нэлл не был груб, он не причинял мне боль по неумению. Его руки, такие настойчивые, были гибкими и ласковыми, но, чтобы ощутить всю их нежность, мне нужно было отдать что-то взамен.
– Вот, – проворчал он. – Гораздо лучше. Можно переходить ко второй стадии.
Кончиками пальцев он провел вдоль позвоночника, и меня осыпало мурашками от затылка до пяток. Точно так я делала Кейдну, и ощущение было обалденное.
– Закрой глаза.
Я послушалась.
– Засыпай, если хочется. Я потом тебя укрою.
– Спасибо, – промямлила я, и, разомлевшая, еще долго пребывала в полудреме, пока не провалилась в прекрасный, сладкий сон.
Я видела всех своих близких. Они звали меня, махали руками и улыбались. На Трогии царило лето… Потом небо резко почернело, грянул гром, пошел дождь. Облетели листья, на всех стали появляться куртки и сапоги. Зоя что-то говорила мне, но я не смогла прочесть по губам. Я увидела наш с Кейдном дом – одинокий, но не брошенный. На заметенном снегом крыльце отпечатались чьи-то следы. Стремительно выросли сосульки, зазвенели морозные градины на кончиках ветвей. Солнце жарко улыбнулось, и пришла весна. Родные стояли у края леса, понурые, словно встречают бесконечный мороз, а не первое тепло. Теперь никто не улыбался – смотрели на меня печально, хмурились, молчали…
– Эй, тиграша, проснись!
Нэлл держал меня за плечо.
– Не плачь. Сон плохой увидела?
– Свою семью. Они ждут нас.
– Тебя.
– Нет, нас! Ты тоже вернешься.
Он ничего не ответил, как всегда раскрыл объятья, и я легла к нему на грудь.
– Я не стану бояться неудачи, Нэлл. И сделаю все от меня зависящее.
– И я сделаю, – отозвался он, и вскоре мы уснули.
Рано утром странный город Прощение принял в свои пределы десятка три человек. Едва мы вышли на вокзале, как Нэлл предложил отправиться на причалы.
– Дальше, к Утрате, доберемся по воде.
– А здесь мы не должны как-то отметиться?
– Мы уже сделали все возможное, иначе бы поезд не добрался сюда.
– Вроде не страшно, – сказала я, обозревая высоченные здания, стеклянные коридоры с поездами и множество металлических скульптур-фонтанов в виде людей.
– Это потому, что мы прощены. Те, кому не повезло, остались на поезде-призраке, и будут кататься до тез пор, пока не осознают свои ошибки.
– На таком поезде не страшно и подольше покататься.
– Нет, Ярик. Он не всегда будет удобным и красивым. Чем дольше ты на нем, тем выше риск забыть себя, остаться в пустом купе на жесткой скамье, без еды и света. И по коридорам будет ходить не соседи, а монстры, которые рано или поздно заглянут к тебе.
– Откуда ты знаешь?