- Пятьдесят шесть килограммов.
- Прекрасно, - Григорий на бумажке выполнил какие-то вычисления, после этого набрал в шприц темную жидкость и подошел к девушке. Та в ужасе вжалась в кресло.
- Не надо, пожалуйста.
- Надо, девонька, надо! - Констатировал Григорий, нажав при этом какую-то кнопку на кресле, от чего все зажимы защелкнулись, практически обездвижив девушку. Протерев спиртом место предполагаемой инъекции, Григорий ласково улыбнулся и погладил ее по голове. - Расслабьтесь, милая.
- Вы - садист? – высказала внезапную догадку девушка.
- А что тут плохого? Садисты, по крайней мере, не равнодушны к своим… жертвам.
Вера, почувствовал иглу внутри своего тела, заметалась и завопила. Григорий с интересом ученого наблюдал за девушкой.
- Что вы мне ввели? Я умру, стану наркоманкой?
- Нет, что ты! Тебе станет немного щекотно, везде, даже в....- Григорий непристойно хихикнул. - У меня, знаешь ли, есть и другие дела-с, кроме вас. Как надумаешь что рассказать, окликни - я буду рядом.
Григорий сел за стол в угол комнаты и начал что-то помечать в тетради.
10
Платова напряженно ждала, что же теперь случится, но все было по-прежнему.
«Как это не удобно, когда нельзя пошевелиться. Обязательно что-нибудь да зачешется».
В подтверждение этому зачесалась ладонь. Запястье и нижняя часть кисти были неподвижно зафиксированы. Вера сжала пальцы, насколько было возможно, но до ладони дотянулись только кончики ногтей. В предвкушении, что зуд сейчас отступит, она поскребла ногтями по зудящему месту. Как ни странно, ладонь зачесалась еще сильнее.
Теперь уже свербило в районе локтя и подмышкой. Словно крошечные существа забрались под кожу и там, щекоча своими хвостами – буравчиками, врезались все глубже и глубже в мышцы.
Вера чувствовала, как они вместе с кровью путешествуют по всему телу. И, проходя через сердце, устремляются в руки, ноги и голову. Мириады червячков рвали кожу на голове, слившись в бешеной пляске, и от этого казалось, что волосы ничто не удерживает, что они могут шапкой съехать при малейшем движении головы.
Чесалось все, каждый сантиметр ее бренного тела. Причем чем глубже, тем сильнее. Платова впервые чувствовала каждую свою косточку и куски плоти на них. Ее, как будто изнутри, раздирал чудовищный зверь. Хотелось сорвать с себя кожу и добраться до всех органов в отдельности. А потом чесать и чесать их до изнеможения.
Под черепной коробкой мозг зажил собственной жизнью – он ворочался, стонал, давил, и пытался вырваться наружу, причиняя немыслимые страдания. Боли не было, но это еще хуже, потому что нет возможности потерять сознание, но и терпеть это - не выносимо.
Состояние истерического ужаса нарастало с каждой минутой. Вера металась, плакала и кричала.
- Умоляю, прекратите это!
Григорий подошел к девушке, пощупал пульс, посветил маленьким фонариком в глаза и удовлетворительно хмыкнул.
- Ну что, милочка, а сейчас хочешь что-нибудь сказать?
- Да я же нечего не знаю.
- Григорий, оставь ее в покое. Видимо, она говорит правду, – раздался сзади голос Андрея Вениаминовича, – Приведи ее в чувство.
Григорий с явным неудовольствием набрал в тот же шприц новой жидкости и сделал инъекцию.
Мучения прекратились так неожиданно, как будто тебя окунули с головой в ледяную прорубь. Вера в изнеможении уронила голову на грудь и закрыла глаза. Она не чувствовала своего тела. И это ей нравилось. Словно паря в невесомости, девушка подумала: так хорошо может быть лишь в раю.
- Ну, чем я не бог? – будто прочитав ее мысли, произнес Григорий. - С легкостью и в ад отослать могу, и в рай. Сделать человека счастливым до крайности легко. Нужно вначале сделать ему очень плохо, а затем все вернуть на свое место.
- Иди уж, святой Григорий, отдохни от дел праведных, – осклабился Андрей Вениаминович, после чего обратился к Вере. - Я проверил твои бредни и, к великому моему огорчению, это оказалась правдой. Я надеялся, что ты – Анна, и лжешь мне бессовестнейшим образом. А в данной ситуации - ты совершенно бесполезный для меня довесок. Теперь, девушка, я в вашем обществе не нуждаюсь. Вы свободны.