В следующее мгновение она решительно нажала последнюю запись, датированную числом дня ее смерти.
42
«Даже не знаю, с чего начать. Временами меня накрывает полная амнезия. Я не понимаю, кто я, где я, какое сейчас время. Но я ни о чем не жалею. Я стала видеть то, о чем меня предупреждал Илья. Если вдруг забуду и его, то Илья Дорофеев - это офицер, капитан и мой любовник с недавних пор.
Благодаря ему я сумела попасть в центр медицинских исследований добровольцем для нового эксперимента. Илья тоже доброволец. После ранения он лечился в госпитале, в котором проводят исследования на военных. Обещают разные плюшки –внеочередное звание, официальные премии, длительные отпуска и тому подобное.
Разрабатываемая «чудо-вакцина» направлена на создание универсального солдата: возможность не жрать и не спать несколько дней, лишь бы была вода и спецвитаминки, обострение чувств, как то улучшение слуха, зрения, обоняния… Улучшение мыслительной деятельности, аналитических способностей. В общем, ничего нового.
И в принципе, вакцина оказалась рабочей. Может и не дотягивала по параметрам до заявленных, но и в этом, как говорится, ничего нового.
Но для меня важно другое. У некоторых испытуемых появлялся неожиданный побочный эффект. Как у Ильи. Таких пациентов переводили в другой блок, в том же госпитале, но с другой стороны здания. И занимались ими другие врачи, возможно уже не военные. По крайней мере, я не видела там людей в форме… Я отклоняюсь от сути, а у меня мало времени.
В общем, я все же попала в центр «левых» исследований. Ха, через городскую БСМП и обычного врача Логинова. Ну как обычного. Он странный, как будто его топором вытесали. А говорок какой-то прибалтийский.
В центре испытания пошли удачно.
На третий день исследований я стала видеть. То, что не должна и не могла. И никто не может. На четвертый день я стала слышать. На пятый понимать. И я сбежала, потому что была готова. Мне осталось только проверить мои догадки на картинах. И я наконец-то раскрою секрет «Последнего штриха».
Как я устала от обеих картин, они давят на меня, как давили на их создателя. Как же понимаю Ивана Мещерского, и как тяжело это носить в себе.
Но стоп… хватит раскисать. Завтра же заберу у А.В. дневник прародителя (голос зазвучал явно с горьким сарказмом) и картины… Блин, у него же только одна, вторая у…
Запись оборвалась.
Вера какое-то время сидела, смотря в одну точку перед собой, и переваривала услышанное. Тонкая ниточка на глазах превращалась в нить Ариадны, и Платова мертвой хваткой должна ухватиться за нее. Не впервой выдавать себя за сестру.
- Даже не думай, - непреклонно оборвал Виктор начинающийся ход размышлений девушки, когда увидел безумную решимость в ее глазах.
- И в мыслях не было, - она постаралась придать своему голосу как можно больше спокойствия и равнодушия.
Виктор не поверил. Он уже немного научился понимать уловки этой удивительной и никогда не сдающейся девушки. Но она, видимо, не осознает, насколько опасно участвовать в незаконных экспериментах. А то, что оно незаконное, ясно, как день. И он не позволит себе еще раз ее потерять.
- Пообещай, что не сделаешь ни одного шага без моего ведома и помощи.
Он увидел в ее глазах искру растерянности, медленно растворяющуюся в какой-то непримиримой одержимости. Тогда он решился на отчаянный шаг.
Он взял ее за плечи, немного развернул к себе и поцеловал. Долго и страстно, вкладывая в этот поцелуй не только накопившуюся в нем нежность, но и бессознательный страх лишиться ее.
Вера попыталась оттолкнуться от него, но железная и одновременно ласковая хватка «напарника» позволяла только еще плотнее прижаться к нему. И девушка позволила раствориться себе в поцелуе, в превосходных ощущениях, возбуждающими волнами разливающимися по телу.
Как она поступит завтра? Завтра и подумает об этом.
Много позже, когда наконец поцелуй, превратившийся в какое-то нескончаемое безумие страсти, иссяк, так как не мог получить логического продолжения, мужчина и женщина откинулись на спинки сидений и тяжело дышали.