Еще четыре крупных тетки сидели, на расстоянии вытянутой руки, вокруг телевизора и увлеченно смотрели сериал. Звук отсутствовал, но это не мешало зрительницам обсуждать диалоги артистов.
- Ой, извините! Разрешите, я поправлю одеяло на вашей кровати – оно сбилось. Везде должен быть порядок! Я всего третий день дежурная и дорожу этим постом, - молоденькая девушка, подбежавшая к ее кровати, торопливо расправляла складки на одеяле.
Вера возвела глаза к потолку. «Боже, помоги мне это вынести и не уподобиться им».
Тем временем в палату зашла больная, которая разговаривала с Верой на улице. Она была уже без фартука, в чистом халате, аккуратно причесана.
-Ты у нас? Я очень рада, что ты, наконец-то, внемлила моим советам.
- Простите. У меня что-то случилось с памятью: некоторые вещи я помню, некоторые нет. Больницу я не помню вовсе. И то, что тут происходило, тоже. Вы не поможете мне восполнить пробелы памяти?
- Без особой радости, но все же помогу,- женщина присела рядом с Платовой. - Бедная, они тебя так накачали, что крыша поехала. А я же тебя учила – сразу закосишь под дуру - оставят в покое.
- Я там лежала? За решеткой?
- Ну, да. Еще и бесновалась больше других.
- А что с ними, то есть с нами делали?
- Не знаю и знать не хочу. Отделение за решеткой - блок активной терапии. Санитары за глаза называют его «крольчатником», а вас кроликами. Наверное, потому что вы всегда чего-нибудь да боитесь. Наша палата, соседняя и напротив, блок стойкой ремиссии. Нас готовят к выписке. Правда, выпишут одного – двоих, а остальных – на повторный курс.
- Почему?
- Им лучше знать, почему. Кстати, в соседней палате лежит председатель совета отделения. Гром-баба. Ты с ней полегче и поуважительнее. Попадешь в немилость – жизнь станет не на много лучше «кроличьей». Это на руку обслуживающему нас медперсоналу – нужно же кому-то руководить больными «изнутри общества». И хоть она дура дурой, ее любят, лелеют, и по возможности потакают разнообразным просьбам.
- Дальше по коридору – палата инсулиновых. Это те, которые на вязочках большую часть суток лежат – буйные, «бегунки», слишком агрессивные индивидуумы, иногда «кроликов» кладут, если те в дурачков начинают превращаться. Откачают и обратно в «клетку». Я, между прочим, тебя последний раз именно там и видела. Еще дальше, кабинет врачей. Их там двое…
- Я уже видела. Что еще?
- Видела, так видела,- обиделась собеседница на бесцеремонно прерванный монолог. - Уразумей, что Рафика злить нельзя, спрашивает – отвечай. Веди себя тихо, но уважительно. А то он бывает, срывается, а после этого тебе может какую-нибудь гадость выписать. В отместку, чтобы авторитет его не подрывала. А Леша – тот спокойный, как памятник. В его присутствии ты, будто сам с собой разговаривать начинаешь. Тут и самому не грех взорваться. В самом конце коридора – столовая, наша святая святых…
Вера вновь нетерпеливо перебила собеседницу:
- Это все понятно. И даже интересно. А как отсюда можно сбежать?
- В принципе можно, но не советую. Все равно поймают. «Бегунков» всегда ловят. И изо всех сил стараются сделать их пребывание здесь невыносимым. Лучше отсидеть положенный срок, а потом жить спокойно, не оглядываться и не трястись на каждом шагу.
- Ты же сама говорила – выпускают не всех.
- Смотря, как стараться. Вообще-то, тут не плохо. Главное – выполнять распорядок и внутренние законы, не вступать в конфликты. Тогда и тебя трогать не будут и лечить тоже почти не будут. Вот мне, к примеру, скоро на выписку. Так я – сама кротость и покорность. Но говорить врачам, кто внушил мне такую линию поведения, я не собираюсь.
- А кто же тебе ее внушил?
- Ты не проболтаешься?
Вера отрицательно покачала головой. Собеседница, немного поколебавшись, шепнула ей на ухо:
- Мой ангел - хранитель. Если опять расскажу о нем Рафику или Алешке, они запрут меня на повторный курс. А ведь именно он спасает меня от сумасшествия в этом гадюшнике.
- Он что, к тебе на свидания приходит?
Собеседница мечтательно улыбнулась.
- Что ты, какие свидания. Она по ночам приходит, и мы разговариваем почти до самого утра.