Затем принялась за второе яйцо, третье и так до шестого.
Клавдия с испугом наблюдал за трапезой соседки. Уж не заразилась ли она голодно-пищевым бешенством от других.
- Ань, может мне одно дашь? Тебе ведь уже не лезет. Сейчас стошнит.
- Нет. В следующий раз.
- Тебе какие-нибудь лекарства сегодня еще ставили?
- Да не бойся, крыша у меня не едет. Просто на яйцах мне передали кое-какое послание. Не хочу, чтобы его кто-либо прочитал.
- Фу, напугала ты меня девочка. Я вот, только не понимаю, как можно на яйцах под скорлупой что-нибудь написать? Это же не тетрадка с обложкой - открыл и пиши.
- Не так уж это и сложно, как кажется. Пишешь на скорлупе специальными чернилами, они пропитываются внутрь, оставляя там необходимые символы. При варке со скорлупы все смывается, но в итоге получается яичко с секретом. Клава, а сегодня никакого мероприятия больше не намечается?
- Нет. Сегодня день, так называемого, халявского куска. Младший и средний персонал гуляют на наших харчах. Потому им не до нас. Как и нам не до них.
- Ну и, слава богу.
Третий день мучительно - долгого пребывания в психбольнице клонился к закату. У Веры появилась слабая надежда, что он может стать последним. Главное, все правильно сделать.
66
Ночь выдалась темная и ветреная. В окна со свистом задувало так, что дрожали стекла. Это темнота просилась внутрь, предчувствуя скорый рассвет.
По коридору носилась неясная тень, временами сливаясь в единое целое с колоннами, подпирающими потолок. Перебегая от подоконника к подоконнику, она лила на них пахучую жидкость.
На несколько мгновений она исчезла за дверью с табличкой «палата №4», потом появилась вновь, перекрестилась и направилась к другой палате.
Багровыми вспышками заполыхал рассвет, по коридору и палатам пополз сизый утренний туман.
Тень, причудливо меняя свои очертания в огненных бликах, металась от кровати к кровати, стаскивая со спящих женщин одеяла. Зажегся свет. Тень превратилась в Платову Веру, рассвет – в медные всполохи пожара, туман в едкий стелящийся дым.
- Пожар, пожар! - кричали в коридоре и в соседней палате.
Пожар сильно сказано. Он скорее напоминал бойскаутовскую репетицию туристического похода.
По подоконнику тонкой дорожкой робко прокладывал себе путь мерцающий огонек. На стенах, в местах свежих масленых пятен на обоях, занимались два факела. Потушить это - достаточно три раза хлопнуть по ним мокрой тряпкой.
В коридоре загорелось чуть сильнее и, тем не менее, туда выскочили из палаты четверо больных.
Вера хотела бежать с ними, он жалкий вид оставшихся ее остановил. По ее расчетам все больные должны были покинуть палату. Вполне естественно было бы допустить неадекватную реакцию душевно нездоровых женщин на стресс. Платова, будучи дилетантом в психиатрии, сего факта не учла.
Она с ужасом наблюдала, как больные прячутся от огня в немыслимые места: под кровать, в шкаф, под одеяло. Полная женщина попыталась втиснуться в тумбочку. Из виду скрылись только голова и плечи, остальное торчало снаружи, но, тем не менее, больная почувствовала себя в полной безопасности, словно страус, зарывшийся головой в землю.
Вера, схватив ее за подмышки, выволокла в коридор и оставила там, наказывая:
- До улицы дойдешь сама.
И женщина пошла, вернее, поползла… обратно в палату. Вера, тем временем, тянула за руку старушенцию из-под кровати. Та вырывалась, дико вращая глазами и вопила:
- Пожалуйста, не убивайте. Не надо.
Вцепившись спасительнице в руку гнилыми, но острыми зубами, она наконец добилась, чего хотела. Ее оставили в покое. И она вновь забилась под свое железное убежище.
Первая спасенная ползла вдоль стены палаты №5. На нее упал горящий обрывок обоев. Загорелся рукав халата. Больная, истерично воя, спряталась под оделяло на кровати.
Шерстяное одеяло незамедлительно начало тлеть, распространяя удушливый дым по всей комнате. Горящая женщина, не ожидая помощи со стороны, решила потушить себя сама. Она схватила с Вериной тумбочки бутылку с остатками «Дюшеса» и вылила его до последней капли на свою руку.