Проблема была в том, что от таблеток я делался недееспособным, а в университете постоянно надо было решать какие-то вопросы. Пришлось перейти на амфитамин – или фен, как мы его называли. Конечно, тело от него покрывалось зловонным потом, а зубы скрежетали как у делающего рывок штангиста, зато было не так заметно, что ты чем-то обдолбан – за запах по крайней мере не отчисляли. Да и с точки зрения рацио: на одном колпаке – дозе, умещавшейся в фильтр-мундштук от Парламента – можно было проторчать около часа, а в весе (то есть грамме) колпаков было штук восемь, так что хватало на целый день. Конечно, первое время из-за этого порочного хобби я лишился сна и аппетита, но с привычкой вернулись и они.
***
Заметив, что творится какой-то черняк, мама резко сократила мое содержание до ста пятидесяти рублей в день, желая лишить возможности покупать себе зелье.
– Умаляю, не убивай себя, – просила она всякий раз, когда я выходил из дома – пусть даже в булочную.
В таких условиях мне волей-неволей приходилось искать альтернативные источники дохода. Решение лежало на поверхности – каждый наркоман рано или поздно становится дилером – зачастую незаметно для самого себя. Так было с Гнусом, так произошло и со мной. Как бы наивно это не звучало, в один прекрасный день я обнаружил себя банкующим гашишем и феном. Впрочем, пару раз раскидав дерьмо в alma mater, я заметил, что вокруг моей скромной персоны поползли нездоровые слухи.
Блатующие студенты-бандиты декларировали приверженность воровским понятиям, не допускающим барыжничества и сутенерства, воспеваемых американскими гэнгста-рэперами – на лирике коих рос я. Задуматься об этом пришлось только когда конфликт двух идеологий – или, лучше сказать, романтик – таки дал о себе знать. Так, если блатовать на гуме или на Максе, будучи облаченным в хиповую кожаную панаму и розовую тенниску, мне удавалось без особых проблем, то «безобидный» наркобизнес, развернутый мной в университетских стенах вызывал слишком много вопросов.
– Смотри, осторожней, – посоветовал мне однокурсник, великочиновничий отпрыск Вова Барышник – барыжничеством, впрочем, не промышлявший ни дня, – за тебя пацаны уже интересовались.
– В плане интересовались?
– Ну, говорят, а у вас че, Марк на факультете барыга? Я говорю, нет – он помочь может, но ни копейки с этого не наваривает.
– Забавно. Спасибо, что предупредил, – поблагодарил я и вдруг осознал, что лавочку пора прикрывать.
***
Днем позже, я болтался с пацанами у Макса. Погода, для конца октября, выдалась отличная, и люди высыпали из кафе на улицу. Из открытых окон огромного внедорожника с хромированным кенгурином и крутящимися дисками доносилась лезгинка – не слишком громко – скорей для антуража, нежели чтоб танцевать. Лучшие люди со всей России с суровыми детскими лицами (иные, правда уже в бороде) петочились небольшими группками, издавая восторженные звуки, обнимаясь и, время от времени, переходя из одного кружка в другой.
– Короче был на Нальчике один нарик, Фрунзиком звали, – начал рассказывать Муслим, когда смолк очередной «ауоу!» – такой вообще, совсем бедолага – килограмм сорок, наверное. И, один кон, идем с пацанами по району, тут видим – он на углу валяется. Весь, короче, в грязи, в тягах под гердосом. Ну, я ему – оу, Фрунзик, а-ну приколи, чо самое главное в жизни? Он в моменте не потерялся, приподнимается на локте и так мне заряжает: самое главное, братуха, в жизни – это ярость – попутаешь, говорит!
Я уже слышал эту историю накануне и до того, но всякий раз радовался ей как ребенок. Вот и тогда я разделил с присутствующими благодушный смех – одной рукой обнимая Муслима за плечо, другой поглаживая свой живот – когда заметил выходящего из Макса тощего мажора – придурка с прической как у Бивиса. Он тоже заметил меня и остановился на секунду в раздумье – видимо, оценивая стоит ли врываться в эпицентр собравшегося на углу общества – но все же решился и направился в мою сторону. Поприветствовав присутствующих – знакомых и не знакомых (случайно пропустив хоть одного человека он рисковал остаться без зубов) – чувак смущенно выдавил:
– Слушай, тут к тебе дело есть…
Смекнув, о чем пойдет разговор, я извинился перед собравшимися (чем нивелировал второй взрывоопасный момент – секреты от пацанов):
– Не обессудьте, пацаны, на пару слов отойдем.
Переместившись немного в сторону и заранее понимая, о чем пойдет речь, я задумал небольшой спектакль.