Первый день на войне тянулся бесконечно. Я вернулся из отпуска с альпийским загаром, посвежевший и полный сил, но за девять часов военного обучения мне выебали весь мозг. Когда закончилась последняя пара и нам скомандовали разойтись, я, счастливый, что все закончилось, мечтал только поскорее попасть домой – но не тут-то было.
– Г.! – окликнул меня по фамилии Пиздляев, – задержитесь!
– Твой рот, – произнес я шепотом, глядя на спины своих удаляющихся сокурсников.
– Ну, Г., что мне прикажешь с тобой делать? – спросил Пиздляев, когда мы остались наедине.
– В смысле? – отыграл я дурачка, понимая, что за прогул месяца занятий с кафедры меня могли просто отчислить (что, впрочем, не влекло за собой никаких последствий на основном факультете).
– Ну, как, в смысле, – удивился он, – месяц пропустил, сегодня явился как ни в чем не бывало. Я по-твоему сплясать от радости должен?
– Отнюдь, я понимаю ваше недовольство и благодарен за разрешение присутствовать на занятиях, – улыбнулся я.
– Вот ты какой человек непонятливый! Думаешь так все просто – спасибо, тра-ля-ля?
– Ну, а что же еще я могу сказать?
– Тут не сказать – тут сделать надо! Мы с полковником Окороком пошли тебе на встречу. Теперь твоя очередь подумать, поразмыслить и дать взвешенный ответ, какую ты пользу кафедре можешь принести? Зачем нам тебя держать здесь?
– Ну, буду стараться, чтобы показатели росли, – я начал сомневаться вымогает ли он взятку или хочет трогать меня там.
Услышав это, подполковник, не сдержавшись, прыснул.
– Родители чем занимаются? – спросил он в лоб.
– А при чем здесь мои родители? – удивился я и на голубом глазу стал втирать ему о своей самостоятельности, – я уже совершеннолетний, сам за себя в ответе. Сам работаю, сам за обучение плачу.
– Ты? – подполковник взглянул на меня с сожалением, – ну и где ты работаешь?
– В торговом представительстве посольства Австрии, – гордо ответил я.
– И много платят?
– Пятнадцать тысяч.
– Ну, и чем ты можешь быть полезен кафедре, – услышав эту цифру, разочарованно махнул рукой Пиздляев и, поднявшись со стула, подошел к окну, – ладно, иди Г., но если за ум не возьмешься, вылетишь отсюда как пробка из бутылки.
– Вас понял, – ответил я, – спасибо товарищ подполковник. До понедельника!
После этого разговора, я взяв себя в руки, более или менее аккуратно посещал занятия в четвертом семестре, лишь изредка съебываясь после обеденного перерыва и со временем ушел с последнего места в рейтинге, став третьим или даже четвертым с конца. Впрочем, на зачете в конце мая я с треском провалился, не ответив ни на один вопрос. Честно говоря, на лекциях я даже не пытался запоминать всю ту муть, которую до нас пытались донести, предпочитая конспектированию тетрис. Понимая, что на пересдаче мне даже списать будет неоткуда, я направился прямиком к Окороку.
– Петр Сергеич, разрешите войти, – попросил я, застав его на кафедре в день, когда не было занятий.
– А, Г., ну, заходи, раз пришел.
– Я тут вот что подумал, – перешел я сразу к делу, – я трезво оцениваю свои способности и понимаю, что за знания мне зачет все равно не получить, так может быть я хоть материальную какую пользу принесу, а, товарищ полковник?
– А что ты можешь, Г., какую пользу? – скорее утверждал, чем вопрошал он.
– Ну, бытовую технику может какую надо? – предложил я и, прикидывая, что дома у меня есть лишний телевизор, хотел было предложить его, но у полковника над головой как будто загорелась лампочка.
– О! Знаешь, что, Г., нам на кафедру нужен телефон без провода, с кнопками. Сможешь?
– Так точно, товарищ полковник! Рад стараться, – не ожидая такого подарка судьбы, я наобум стал сыпать стереотипными армейскими клише.
– Ты еще скажи, служу Советскому Союзу! Давай, Г., купи и приходи с зачеткой, – подытожил он.
Все оказалось проще, чем отнять у ребенка конфету. Немного показного пиетета и купленный на Горбушке китайский телефон за девятьсот рублей освободили меня от лишнего мозгоебства и нервотрепки. К тому же оставшегося от взятых у мамы на решение проблемы двухсот долларов хватало еще на три веса фена или шесть грамм гашиша. Мне начинало нравиться на военной кафедре.
12
Устав от маминых упреков и Алисиных слёз, незадолго до начала сессии я твердо решил завязать с синтетикой. Апрель уже был на исходе, солнце грело все сильнее, тухлые кучи залежавшегося снега постепенно таяли, встречаясь лишь во дворах домов, а испещренный трещинами дорожный асфальт напоминал миндальное печенье. Я торопился в МГУ к третьей паре, начинавшейся в 12:10, но не с целью посетить лекцию, а рассчитывая с кем-нибудь накуриться. Не успев добраться до МГУ, я позвонил Гамлету, чемпиону Еревана по пинг-понгу, и выяснил, что у Мини-Геры завалялся камень отличного гашиша.