– So, what are the main functions of European parlament? – робко поинтересовался экзаменатор, в ответ на три предыдущих вопроса получивший лишь мычание и требование спросить что-нибудь еще.
– Эээ, – обреченно затянул Алишер, когда-то где-то слышавший, что на экзаменах главное не молчать.
– Все, это был последний шанс, – оборвал его препод вытерпев секунд двадцать, – ставлю вам «неуд».
– Но…
– Не но – нельзя сдать экзамен по английскому, если не знаешь языка.
– Как не знаю? Знаю!
– Значит, о европейской интеграции ничего не знаете.
– Знаю!
– А почему тогда мычите?
– Понимаете, я долго жил в Америке, свободно разговаривал на английском, но потом в аварию попал – амнезия! Все забыл! Теперь вы мне по-английски вопрос задаете, мне приходится с английского его на русский переводить, с русского на фарси, с фарси опять на русский, с русского на английский и только после этого отвечать.
– Пффф! – фыркнул экзаменатор и устало шлепнул себя раскрытой ладонью по широкому блестящему лбу.
– Facepalm! – улыбнулся Алишер.
– Удовлетворительно! – сдался препод, – давайте зачетку.
Сразу после экзамена я наткнулся на Алишера в очереди за хачапури. В небольшом кафетерии, расположенном во втором корпусе, в пятидесяти метрах от северного входа, собрались преимущественно плохо одетые и не вполне свежие студенты факультета высшей математики и кибернетики – ВМК – тут были и россыпи прыщей, и сальные патлы, и заклеенные скотчем очки, и даже крепкие фанатские плечи в спортивных кофтах из синтетической ткани. Все они явились полакомиться картонной пиццей, мороженным в ассортименте и молочными коктейлями, получаемыми через взбивание миксером дрянного питьевого йогурта со вкусом черники или вишни. Среди всей этой нелепой кучи возвышался Алишер в футболке с надписью Tajikistani penis и стрелкой, указующей на трехсотдолларовые джинсы с крупными литерами AJ на заднице. Он размахивал массивным брендированным портмоне и визгливым голосом доказывал что-то стоявшему рядом Исламу.
– Оу, че тут за хипиш? Че ты шумишь, Алишер? – будто так и надо вклинился я в очередь.
– Да у него второе имя Халк походу, – смеялся Ислам, – говорит, за две недели может согнать живот и пресс как у меня сделать.
– Главное правильно тренироваться, – взвизгнул Алишер, – мне это просто нахуй не надо – один раз уебу, мало не покажется.
– Он, видишь, с виду толстяк, но в теории бодибилдинга Шварцнегера схавает.
– Не веришь?!
– Братан, так только в фильмах бывает. Пресс – это самая труднонакачиваемая мышца в мире! – снисходительно объяснил Ислам и, купив минералки, вышел из кафетерия.
Набрав хачапури и газировки мы с Алишером вышли следом и устроились за одним из высоких столиков в коридоре. Выходившие после нас ВМК-шники, ставшие свидетелями спора, с интересом озирались, глядя как, грациозно отставив ногу, обутую в замшевый фиолетовый ботинок с носом, загнутым чуть ли не в спираль, Алишер один за другим закидывал сложенные пополам хачапури в бездну своего желудка.
– Че, поправляет тебя? – решил я поддержать разговор.
– Да, вкусно, – пожал он плечами, – я за день таких штук десять съедаю.
– Ставиться ими не пробовал? – пошутил я.
– В плане ставиться?
– Ну, колоться, бахаться – по вене, короче, – начал я объяснять, но, решив, что шутка уже не удалась, просто махнул рукой, – ладно, проехали.
– Нам, брат, муджахидам, Куран запрещает колоться, – заметил Алишер после небольшой паузы.
– А ты че, моджахед? – я едва не подавился.
– Конечно, я два года в тренировочных лагерях провел, – бесстыдно вещал толстяк, и вдруг сменив тон на высокомерный, уточнил, – а ты че, нет, что ли?
Тщетно попытавшись уловить в его лице хоть тень улыбки, я молча доел хачапури, смакуя каждый глоток, допил через соломинку газировку и деловито достал из кармана упаковку бумажных платков с ароматом мяты. Стерев с губ и подбородка крошки, я доброжелательно похлопал ловившего каждое мое движение Алишера по плечу и, не говоря ни слова, направился к выходу из корпуса. Подъезд был широким и состоял из четырех или пяти секций – металлических рам, окаймлявших большие, вечно немытые стекла – впрочем, от кафетерия было отлично видно, как я вышел на улицу, закурил сигарету и, смачно харкнув, направился в сторону Макса.
11
Я вышел из-за угла, когда голова бедного Димати вошла в пол у шестой поточной аудитории второго гума. Отбросив поверженную тушку, раскрасневшийся от негодования Ислам отмахнулся от успокаивавшего его Алишера и устремился прочь, в сторону сачка.