— Ты очень выросла, Нина, — сказал он.
— Ага, — сказала она, краснея, чувствуя это и ненавидя себя за то, что краснеет.
— Не хочешь свалить отсюда куда-нибудь? Ну, в смысле, в паб пойти? Мы бы могли выпить где-нибудь по соседству.
Нина задумалась над предложением. Даже если Джефф будет нести всякую ерунду про свою студенческую жизнь, это всё равно веселее, чем оставаться здесь. Кто-нибудь увидит их в пабе — это же Бонниригг, — и пойдёт болтовня. Шона и Трейси узнают и начнут её расспрашивать, кто этот темноволосый взрослый парень. Ей подворачивалась слишком увлекательная возможность, чтобы упустить её.
И тут Нина вспомнила про перчатки. По рассеянности она позабыла их на комоде в комнате Энди. Она тут же извинилась перед Джеффом:
— Ладно, я согласна, только погоди, в туалет схожу.
Перчатки лежали там же, где она их оставила. Она подобрала их и положила в карман куртки, но там уже находились её мокрые трусики, так что пришлось тут же вынуть их и переложить в другой карман. Она снова посмотрела на Энди. Что-то в нём явно было не так. Кожа блестела от пота. Затем она увидела, как труп дернулся. Боже, он действительно дёрнулся! Затем он дёрнулся ещё раз. Она взяла дядюшку за руку — рука была тёплой.
Нина сбежала вниз по лестнице:
— Дядюшка Энди! Мне кажется, мне кажется… вам нужно сходить туда… похоже, он… похоже, он… он всё ещё жив…
Все присутствующие недоуменно посмотрели на неё. Кении отреагировал первым: он помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки враз. За ним устремились Дэйви и доктор Сим. Элис била нервная дрожь, она стояла с открытым ртом и, видимо, не вполне понимала, что происходит.
— Он хороший был… не бил меня никогда… — бормотала она, словно в бреду.
Затем стадный инстинкт все же вынудил её последовать за остальными.
Кении потрогал потный лоб брата, а затем взял его за руку.
— Да он горячий! Энди не умер! ЭНДИ НЕ УМЕР!
Сим уже собрался было обследовать тело, когда его отпихнула в сторону Элис, которая, стряхнув с себя наконец оцепенение, упала на теплое, облаченное в пижаму тело.
— ЭНДИ! ЭНДИ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Голова Энди качнулась из стороны в сторону, но глупое, застывшее выражение на его лице оставалось прежним, а обмякшее тело не шевелилось.
Нина нервно хихикнула. Элис схватили и оттащили в сторону, словно опасного психического больного. Мужчины и женщины суетились вокруг неё и говорили что-то утешительное, а доктор Сим тем временем осмотрел тело.
— Увы, мистер Фицпатрик всё же мёртв. Сердце не бьётся, — мрачно заявил Сим.
Затем он засунул руку под покрывало, отошёл от кровати и выдернул штепсель из розетки. Потянув за белый шнур, он вытянул из-под кровати выключатель.
— Кто-то оставил включённым электрическое одеяло. Это объясняет теплоту тела и потливость, — заявил он.
— Боже мой, ну и дела, — рассмеялся Кении, но, увидев, как сверкнули глаза Джеффа, принялся оправдываться: — Энди бы сам ржал как надорванный. У него с юмором всё в порядке было, — и развёл руками.
— Говно ты такое… тут же Элис… — проговорил, запинаясь, Джефф, перед тем как молнией вылететь из комнаты.
— Джефф, Джефф, погоди, приятель… — кричал ему вслед Кении, но входная дверь уже хлопнула.
Нине казалось, что она лопнет от смеха. У неё даже закололо под ребрами от того, что она изо всех сил пыталась сдержать смех. Кейти обняла её.
— Всё в порядке, солнышко. Успокойся. Не переживай. — И тут Нина поняла, что рыдает, словно малое дитя. Рыдает самозабвенно и навзрыд, чувствуя, как напряжение оставляет её и как тело её безвольно мякнет в объятиях тетки. Воспоминания, светлые детские воспоминания овладели всем её существом. Воспоминания о том счастье и любви, окруженная которыми она когда-то жила в доме дядюшки Энди и тетушки Элис.
— С Новым годом тебя, говнюк ты эдакий! — И Франко заключил Стива в свои объятия.
Стиву показалось, что ему порвали несколько шейных мышц, прежде чем, напряженный, трезвый и настороженный, он вырвался из объятий и тут же попытался ответить на приветствие со всей сердечностью, на которую был способен.
Затем пришлось ответить ещё на целый ряд приветствий — кто-то сокрушал его пятерню в своей, хлопал с размаху по каменной спине, целовал его тугой и неласковый рот. Но все, что волновало его в настоящий момент, сводилось к словам «телефон», «Лондон» и «Стелла».
Она не позвонила. Хуже того, когда позвонил он, её не оказалось дома. И на квартире у матери ее тоже не оказалось. Уехав в Эдинбург, Стив оставил поле боя в полном распоряжении Кейта Милларда. Сукин сын наверняка этим воспользовался. Наверняка они сейчас снова были вместе, как и прошлой ночью. Миллард был бездельником, впрочем, как и Стив и как Стелла, но, поскольку Стелла в глазах Стива казалась также самым прекрасным существом на земле, это делало её бездельницей в меньшей степени, а может, даже и вовсе не бездельницей.
— Расслабься, мать твою так! Это же Новый год, а не хер собачий! — говорил Франко с таким выражением, словно отдавал приказ. Такая у него была манера. Люди должны чувствовать себя счастливыми, чего бы им это ни стоило.
Обычно требовать от них этого не приходилось, они и так резвились, как сумасшедшие. Для Стива оказалось непростой задачей перейти в окружавший его мир из того, который он только что оставил. Он чувствовал, что буквально все на него смотрят. Кто эти люди? Чего они хотят? Ответ лежал на поверхности: это были его друзья и они хотели его, Стива.
Песня, доносившаяся с проигрывателя, ввинчивалась в его мозг, усугубляя страдания.
Любил я девчонку, девчонку, девчонку.
Как вереск девчонка цвела,
Цвела словно вереск.
Как вереск лиловый,
И Мэри звалась она.
Все вокруг радостно подхватили припев.
— Лучше Гарри Лаудера все равно ничего не придумаешь. Новый год, сам понимаешь, — заметил Доуси.
Глядя на окружавшие его радостные лица, Стив ощутил всю глубину собственного страдания. Колодец меланхолии не имеет дна, а он падал в него с ужасной скоростью, стремительно удаляясь от счастливых времен. Причем времена эти вертелись где-то рядом на расстоянии протянутой руки, окружали его со всех сторон, дразня и маня, но сознание его уподобилось жуткой темнице, из которой пленная душа могла только созерцать свободу, но не пользоваться ею.
Стив хлебнул баночного пива «Экспорт» и пожелал, чтобы ему удалось пережить эту ночь, не сделав несчастными слишком много людей. Главная загвоздка заключалась во Фрэнке Бегби. Дело происходило в его квартире, и поэтому он был полон решимости заставить всех веселиться во что бы то ни стало.
— У меня есть для тебя билет на матч, Стив. С этими говнюками «джамбо»[7][Кличка фанатов «Хартс».], — сказал Рентой.
— А что, в паб никто не пойдёт смотреть? Я думал, это показывают по спутнику.
Кайфолом, который трепался с незнакомой Стиви маленькой брюнеточкой, повернулся и сказал:
— Пошел-ка ты на хер, Стиви. Ты, чувак, поднабрался там у них в Лондоне дурных привычек, скажу я тебе. Я, бля, терпеть не могу смотреть футбол по телевизору. Это всё равно что трахаться с чертовой резинкой. Сраный безопасный секс, сраный безопасный футбол, всё сраное и безопасное. Давайте построим пре красный сраный безопасный мир, — сказал он насмешливо, скорчив при этом гримасу.
Стиви явно забыл, насколько Кайфолом дурно воспитан.
Рента, впрочем, согласился с Кайфоломом, что само по себе показалось Стиву не совсем обычным, поскольку, как правило, они постоянно плющили друг друга. Обычно если один называл что-нибудь черным, то другой тут же называл это белым.
— Им следовало бы запретить показывать футбол по телику, чтобы ленивые толстожопые засранцы оторвали бы свои задницы от стульев и пошли на игру.
— Ну ладно, уговорил, — безропотно согласился Стиви.
Союз между Ренточкой и Кайфоломом не продлился, впрочем, долго.
— И это ты тут разговариваешь о том, чтобы оторвать задницу? Тоже мне авторитет нашёлся! Ты попробуй сам продержаться без твоего говна хотя бы десять минут, и тогда наверняка ты посетишь больше игр в этом сезоне, чем в прошлом, — съехидничал Кайфолом.