— А ты тут при чем?
— А я с Прошкой связан: спасал его после выступления на легальном собрании… Да я не за себя опасаюсь, мне ничего не страшно. Но меня рабочие ведь в толчки могут прогнать: «А, скажут, это тот, из Прошкиных приятелей…» И без того на днях случилось такое неприятное дело… поспорил с махаевцем о политике… Слушало нас несколько рабочих, а он и говорит: «Не ты ли, говорит, с Прошкой намедни из чайной выходил и от меня оба в переулок свернули? Секреты, говорит, значит, какие-то у вас есть с ним…»
— Сундук, слышите? — спросила Клавдия.
Но Сундук ответил спокойно и сухо:
— Довольно, товарищ Клавдия. Ваши доводы мы знаем. Извольте-ка прекратить дискуссию. А ты, товарищ Степан… — Сундук вдруг замолчал на полфразе, — а ты, товарищ Степан, воздержись… пока… и передай обход Тимофею, а если он не сможет, то Бескозыречному с Голутвинской мануфактуры.
Степан побледнел. Казалось, что у него вот-вот вырвется: «Значит, и ко мне уже недоверие?» Но он только яростно закусил губу.
— Недоверие всех к каждому и каждого ко всем, — продолжал Сундук, — вот что сейчас сеют между нами… И это тоже прием реакции, чтобы обессилить нас изнутри. Я вас всех прошу: будьте начеку, но и не давайте воли панической подозрительности…
И вдруг Клавдия вспыхивает:
— Сундук, где же логика? Степана вы отстраняете от работы, но те же основания должны бы быть и для Павла… Либо нет провокатора, тогда ни того, ни другого не отстранять. Либо есть провокатор, тогда опасность для организации одинакова… в обоих случаях… Чем вы руководствуетесь, Сундук?
— Про встречу Павла с Прошкой знаем только мы, а про контакт Степана…
— Значит, уступка мнению рабочих. Так? А объективно… если Прохор провокатор?
— В том-то и дело, что Прохор не провокатор.
— Вы убеждены?
— Убежден.
— Очень субъективно…
— Я беру на себя ответственность за это убеждение, а сознание ответственности и убежденность руководителя, Клавдия, стоят подчас реального факта…
— Рискуете не только своей репутацией, но и живыми людьми…
— Я тебя ценю, Клавдия, но ты еще не все понимаешь. На то ведь и руководитель, чтоб иметь дух рисковать, когда надо… собой — так собой, а надо другими — так другими.
Сундук потянулся, как до боли уставший человек, зажмурился, вздохнул, как будто готовясь заснуть, но сейчас же открыл глаза, обвел нас взглядом и сказал:
— Ну-с, дела ни у кого из вас ко мне больше нет? Если так, то расходитесь, товарищи. Мы и так здесь засиделись.
Клавдия при расставании сказала мне:
— Вы ночуете у папы? К сожалению, не увидимся. Я не собираюсь быть у него сегодня.
— А когда же увижу вас?
— Не знаю. Не знаю. Не знаю.
Что значит это троекратное «не знаю», сильно похожее на колебание? Какой еще у нее новый поворот? И почему она по-прежнему говорит мне «вы»?
Клавдия наклоняется ко мне близко, очень близко и говорит шепотом:
— Взгляните-ка на Сундука. Не смущайтесь, он не заметит, он занят со Степой… Видите? Видите, какое у него расстроенное лицо? Боже мой, я еще никогда не видывала его таким! Что с ним, Павел?..
ГЛАВА IV
Когда Степа и Клавдия ушли, Сундук посмотрел на часы:
— Время бы и мне уходить, а Василия все нет. Не случилось ли плохого?
Он рассказал, что Василий, после того как его схватили во время погони, сумел в темном переулке бежать от городовых.
Я порадовался за Василия, но удивился Сундуку:
— Что за дела у тебя с Василием?
— Это ты спрашиваешь в порицание мне? Ты как к Василию-то относишься?
— Я его люблю за пятый год, он вел себя тогда геройски. А теперь у него путаница в мыслях страшная.
— Дорожишь ты им? Веришь в него?
— Верю и потому дорожу.
— Очень хорошо. Я тебе хочу дать совет. У Васи большая тяга к самообразованию. Кстати, теперь поголовно у всех рабочих жажда учиться, особенно у тех, кто дрался на баррикадах в пятом году и не думает изменять революции. Так вот мой совет: займись ты с Василием особо, помоги ему в самообразовании. Он совсем иной стал парень с тех пор, как Клавдия и ты вырвали его из-под влияния отзовистов, этих «ликвидаторов наизнанку». Горячая голова! Мы его устроили на нелегальное положение. Достали ему копию иваново-вознесенского рабочего. Работает теперь в окружной и областной нашей организации. Рвался в помощь тебе в Серпухов. Мы согласились. Пробрался он на Коноплинскую фабрику… От него мы и узнали о твоем аресте, о бегстве Степы… и об Агаше…
Сундук, как только дошло до участи Агаши, остановился. Помедлив, он овладел собою.